Паразиты

Фрида сорвала шляпу с головы. Но посещение парикмахерской не пошло на пользу ее волосам. Мастер переборщил краски, и волосы стали, мягко говоря, слишком яркими. Найэл промолчал, но Фрида все поняла.

- Да, знаю, - сказала она, - потому то мне и приходится надевать эту чертову шляпу.

- А как быть вечером? - спросил Найэл.

- Тюль, - беззаботно ответила Фрида. - Я повяжу голову тюлем. И скажу леди Уиндэм, что это последняя парижская мода.

- Что бы ни случилось, - сказал Найэл, - нам нельзя подводить Марию. Мы должны помнить, что это ее день.

Он принялся грызть ногти. Он нервничал. Мысль о том, что он снова увидит Марию через месяц после свадьбы причиняла ему боль. Жизнь в Париже, жизнь с Фридой, внезапный, неожиданный успех его грошовых песенок не имели для него никакого значения.

От недавно обретенных легкости и непринужденности не осталось и следа. Найэл Делейни, за которым в Париже бегали толпы поклонниц, Найэл Делейни, избалованный и обласканный многими, вновь превратился в пугливого мальчика с нервными руками.

- Мы должны помнить, - повторил он, - что какой бы пустой и лицемерной не казалась нам вся эта затея с посещением Колдхаммера, она дьявольски важна для Марии.

- А кто говорит о лицемерии? - спросила Фрида. - Я испытываю глубочайшее уважение к английской сельской жизни. Перестань грызть ногти.

Она натянула перчатки чуть выше локтей и, размахивая сумкой, спустилась к ожидавшей их машине.

Нас просили прибыть к завтраку. Легкому завтраку, как было угодно выразиться леди Уиндэм. К легкому завтраку в четверть второго пополудни. "Но приезжайте около половины первого, - писала она, чтобы успеть как следует устроиться".

Но из-за Папиной карты двухвековой давности машина сразу за Гайд-Парк-Корнер свернула не в ту сторону. Где уж там как следует устроиться. Машина прибыла в Колдхаммер лишь в пять минут третьего. Селия была в отчаянии.

- Надо сделать вид, что мы уже позавтракали, - сказала она. - Они махнут на нас рукой. Теперь мы просто не можем просить, чтобы нам подали завтрак. До обеда Мария раздобудет для нас немного печенья.

- Ты, кажется, принимаешь меня за охотничью собаку? - спросил Папа, оборачиваясь с переднего сиденья и глядя на Селию через съехавшие на кончик носа очки. - Неужели, проделав весь этот путь, я удовольствуюсь каким-то печеньем? Колдхаммер один из самых достойных домов Англии. Я намерен поесть, моя дорогая, поесть от души. Ах! Что я вам говорил... - Он подался вперед, и когда машина неожиданно вылетела на какую-то узкую дорогу, подтолкнул шофера локтем. - Это одна из верховых дорожек. Она четко отмечена на моей карте.

Чрезвычайно взволнованный, он угрожающе взмахнул картой в воздухе. Фрида открыла глаза и зевнула.

- Мы почти на месте? - спросила она. - Какой здесь ароматный воздух. Надо непременно спросить, чтобы леди Уиндэм позволила нам спать на лужайке. Интересно, найдутся ли у них складные кровати?

Найэл промолчал. Его тошнило. В машине на заднем сиденьи его всегда тошнило. Этот злосчастный недостаток среди прочих так и не прошел с годами. Вскоре машина остановилась перед коваными чугунными воротами. Их обрамляли две колонны, на которых высились грифоны на задних лапах.

- Селия, дорогая, взгляни на грифонов. Может быть они исторические. Надо спросить старика Уиндэма. Водитель, дайте гудок.

Водитель дал гудок. За семьдесят миль пути он постарел на несколько лет. Из сторожки выбежала женщина и распахнула ворота. Машина рванулась в них, и Папа поклонился женщине в открытое окно.

- Прелестный штрих, - сказал он. - Всю жизнь с Уиндэмами. Качала Чарльза на коленях. Надо выяснить ее имя. Всегда полезно знать как кого зовут.

Подъездная аллея вилась через парк к дому, который невыразительной, бесстрастной массой виднелся вдали.

- Адамс*, - тут же объяснил Папа. - Дорические колонны.

- Может быть, вы имеете в виду Кента*? - спросила Фрида.

- Кент и Адамс, - великодушно согласился Папа.

Машина сделала полукруг и остановилась перед серым фасадом. Мария и Чарльз, держась за руки, стояли на ступенях лестницы. Повсюду было великое множество собак самых разнообразных пород.

Мария выдернула руку из руки Чарльза и побежала вниз по лестнице открыть дверцу машины. В конце концов, родственные чувства оказались настолько сильны, что ей не удалось выдержать позу, позаимствованную в одном из светских журналов. Почти два часа простояла она на лестнице в окружении бесчисленных собак.

- Вы страшно опоздали. Что случилось? - спросила она.

Голос Марии звучал высоко и неестественно, и по выражению ее лица кто-кто, а он знал его слишком хорошо - Найэл догадался, что она взволнована не меньше его. Только Папа сохранял невозмутимость.

- Моя дорогая, - сказал он, - моя красавица. - И под яростный лай собак шагнул из машины, рассыпая на подъездную дорогу пледы, подушки, трости и тома Шекспира.

Чарльз со спокойной твердостью человека, привыкшего иметь дело с дисциплинированными людьми, стал объяснять шоферу, который находился на грани нервного срыва, как лучше подъехать к гаражу, расположенному на конюшенном дворе.