Парень из деревни

Общение с ним почему-то вызывало у меня необычную даже для меня бурю эмоций, но, когда фельдшер ближе к осени вернулся в город, чтобы учиться, он боялся остаться со мной наедине. Он говорил: «Только если с твоей сестрой, Настей. Вдвоем нам будет скучно, ты же понимаешь. О чем нам говорить? Мы тебя значительно старше, области интересов у нас разные. Да и нос у тебя еще не дорос, мелкая». Но мой интерес к нему возрастал и в один день ощущения мои так обострились, что я захотела себе фельдшера безвозвратно и сильно. Я решила: пусть будет, что будет. Даже если в итоге я не понравлюсь ему, я все равно попробую. Я рискнула, не прикладывая особенно большое количество усилий, обворожить старика-недоврача, я продолжала иногда ему писать, поскольку у наших факультетов очень разнилось расписание, да и я «слишком мелкая, чтобы встречаться где-то с семпаем наедине», но наличие общих знакомых в лицах моей старшей сестры, его лучшей подруги и лучшего друга, который был ее женихом, ее родителей сыграло существенную роль, и так или иначе все свелось к тому, что я и фельдшер, ставший для меня не человеком с улицы благодаря переписке, начали вместе гулять. Он убедился в том, что мой бывший не доставит неприятностей, и стал подавать мне надежды разными намеками, на которые я не велась, и все же с играми в карты на желания, играми онлайн, прогулками по самым разным закоулкам города, общая медицинская деятельность дали и о себе знать. От СМС-ок мы перешли к тактильному общению, начавшемуся с моей редкой победы в «Дураке», когда моим желанием стало укусить ухо. При этом фельдшер был только после душа и одет он был в один лишь халат да трусы.

Я не преследовала его, как делала это запретным образом раньше с людьми, но он давал мне и так достаточно своего внимания. На самом деле он всегда находился где-то рядом, но я не замечала его, пока не появилась нужда в переписке, и вот одна дружественная ночевка в компании, когда нас оставили одних в комнате и выключили свет создала между нами необычные отношения, перетекающие в более серьезные с каждым новым днем.

Прошел один курс, прошел второй. Каждое лето мой фельдшер возвращался домой в деревню, к своей родне, я же была вынуждена остаться в своем городе и подрабатывать. Но мы продолжали общение звонками и сообщениями, то и дело сопровождающимися с моей стороны такими фразами как «это неправильно», «это пишется так…», «тут ударение другое…». Тем, с чего все начиналось; и иногда во время таких разговоров я вспоминала, как первой совместной осенью мы забрались вдвоем на старую крышу исторического, охраняемого здания, только отдельная часть которого была жилой – в ней жила бабуся, заметившая нас через свое огромное окно за незаконным делом лазания по крышам. Мы сидели там под теплыми пледами, смотрели на улицу у нас под ногами, на дом, что был выше этого, и на верховье его красовались великие архитектурные творения. Но над всеми-всеми зданиями тогда было одинаковое везде, усыпанное и испещренное звездами, темно-синее небо. И я его никогда не забуду.