Парень из Сальских степей. Повесть

У меня была некоторая сноровка: в течение двух лет я был воспитателем в детдоме и рассказывал ребятам в спальне разные истории. Здесь я также вспоминал прочитанные книги, виденные когда-то фильмы, слышанные от кого-либо истории; я перемешивал все это, добавлял «недостающие части» и сочинял самые необыкновенные истории, повести, воспоминания, словом, что придется. Лишь бы приключения следовали одно за другим, красочные, почти осязаемые, лишь бы раскрывался широкий и вольный мир, по которому шагал Человек, смелый, сильный и светлый…

Самым благодарным слушателем был «русский доктор». Он умел отлично слушать - как ребенок. Доктор первым давал сигнал к рассказам. Залезал под одеяло тут же, около меня, и просил:

- Погоди, погоди… Минуточку… Дай-ка я устроюсь поудобней. Ну вот, уже. Значит, мы остановились на том, как жрица Анна сказала в храме Бенареса: «Злого Гуру убьет муж с серебряной головой - убьет ножом, не имея в руке ножа…»

Я рассказывал историю северянина, попавшего в страну магараджи, историю, происходившую с полтысячи лет назад. И, глядя на этого заслушавшегося человека, ясно видел: вот исчезает все, что начертали на его лице годы учебы, научной работы, годы военных скитаний, - нет доктора, нет заключенного, передо мной большой, размечтавшийся паренек.

Однажды ночью силы оставили меня. Я лежал осовелый, равнодушный. Связь с домом оборвалась. Из Варшавы поступали все более тревожные вести о массовых экзекуциях, арестах, высылках. Что с Васей? Жив ли Ярек?

Товарищи, на этот раз не дождавшиеся историй, ушли. Они собрались вокруг Ясневского, чтобы послушать, что такое душа и как она может познавать мир.

«Русский доктор» зашевелился, поднялся на локте:

- Вдохновения нет? - шепнул он. - Ладно. Нынче я тебе расскажу. Будет у тебя тема - для чего-нибудь когда-нибудь… Может, роман напишешь, кто знает… Моя жизнь ведь тоже, как роман.

Станица за Азовским морем

Придвинься ближе… Я хочу рассказать тебе, впрочем нет - и себе самому. Каждый когда-нибудь должен перелистать книгу своей жизни с самого начала, особенно в конце жизни, перед последней главой.

Слушай внимательно, потому что книга моя - не простая. Чтобы понять ее, тебе придется напрячь воображение.

Прежде всего вспомни карту: Черное море, Крым, за ним огромное «озеро» - Азовское море. За морем, восточнее Дона, в Сальских степях осталась моя деревушка, казачья станица…

Ты когда-нибудь ездил весной с отцом в степь, пахать?

Гонял в знойный полдень табун коней на водопой?

Лежал ли, заглядевшись на звезды, хотя бы одну ночь, возле погасшего костра, рядом с дедом, который сказывал сказки, сказывал да и задремал под конец?

Нет?

Ну так как же тебе, дружище, передать краски и запахи степи?

Сказать, что она ошеломляет, чарует - эта вольная и бескрайняя земля? Пустые слова, скажешь ты, земля везде есть земля, одинаковая.

Послушай…

Среди садов, возле глубокого яра, затерялась в степи белая станица, как листок, вырванный из истории. Ее грабили, поджигали, разоряли бесконечными набегами. Но она стоит - на костях печенегов, татар, киргизов, разбойничьих атаманов и казачьих есаулов.

В городах менялись времена, власть, нравы. А здесь все оставалось по-старому. Станица была, как вырванный листок, - ничья, сегодня такая же, как и века назад. Пока не проникла в глубину степей школа. Школу открыли в соседней станице.

Я должен был вставать на рассвете, поить, седлать коня и мчать восемь верст (а верста больше километра!) до этой нежданной школы, школы, дарованной темным степям.

Ты спросишь, откуда эта любовь к знанию у парня от сохи?

Не знаю, поймешь ли ты. Тебе в большом городе давали науку, как горькое лекарство, просили, чтобы принял… И ты брал, сам не зная, зачем и для кого. А я должен был красть ее, как яблоки в соседском саду. И то, что крал, тут же раздавал людям. Я сразу видел пользу от науки.

Сидишь, бывало, зимним вечером над книжкой. Приходят люди «на огонек». Переберут свои дела, о соседях немножко посудачат, ну и хочется им послушать что-нибудь новенькое. Но что? Дед уже тысячу раз рассказывал о турецкой войне, отец - о японской и германской. Все известно, все старо.

Вот и подсядут ко мне.

- Вовка, что читаешь?

- О Ермаке, как он Сибирь завоевал.

- Ну так и нам расскажи, - просит отец, а сам рад, что может сыном похвалиться. - Даром, что ль, я тебе коня дал в школу ездить?

Послушают они рассказ, а потом задумаются: из каких же это Ермаков тот Ермак будет, не нашей ли станицы? Много ли земли тогда завоевал? А теперь у нас сколько?

- Скажи-ка, Вовка, к примеру: что такое Россия?

- Россия, - говорю я, - это шестая часть земного шара.

- Что еще за шар?

Я, значит, объясняю, что по форме - вроде бы яйцо, а по движению - вроде волчка, все вокруг себя и вокруг солнца вертится.

- Ну-ну, - говорят, - не заливай. Мы бы все попадали с такого яйца. Как это может быть, чтоб яйцо всегда крутилось? Кто его крутит, можешь растолковать?

- Не могу, еще не вычитал.