Парень, который будет жить вечно

— Похоже на то, Клара. Судя по тому, как они горят, дирижабли крабберов заполнены водородом. Это указывает на сравнительно низкий уровень технологического развития, но нужно отдать им должное. Это уже не первобытные существа. Они определенно цивилизованны настолько, чтобы вести жестокую кровопролитную войну.

VIII

В этом не было никаких сомнений. Крабберы изобретательно убивали друг друга в воздушной схватке, словно появившейся из старых рассказов. Каких именно? Я думаю, времен Первой мировой войны. Мне почти не видны были самолеты, стрелявшие по дирижаблям. Но они там были, и вообще внизу разворачивался настоящий воздушный бой.

Не знаю, что я надеялась увидеть, когда мы вернем этих давно умерших крабберов к чему-то, напоминающему жизнь. Но определенно не это. Но вот картина изменилась — Ганс усердно принялся показывать, что происходит на суше. Это оказалось не лучше. Гораздо хуже. Мы увидели гавань, заполненную кораблями, и устье большой реки, впадающей в океан; но одни корабли горели, другие как будто тонули. («Думаю, это результат действия подводных лодок, — рассудила Гипатия. — Возможно, самолеты или мины, но я бы поставила на подводные лодки».) Необычный характер городских огней больше не был загадкой. Города сожгли дотла зажигательные бомбы, остались только горячие угли. Затем мы увидели обширную равнину, всю во вспышках белого и красноватого пламени. Мы не видели, что их вызывает, но Гипатия высказала догадку:

— Как же, — заинтересованно сказала она, — мне кажется, мы смотрим на грандиозное танковое сражение.

И так далее, и тому подобное.

Какая бессмыслица! Им совсем не нужно старательно убивать друг друга. За них очень скоро это сделает их звезда. Ничего не подозревая, все они стремительно приближались к страшной и неизбежной гибели при взрыве своего солнца.

Час назад я жалела их из-за ожидавшей их участи. Теперь я не могла бы сказать, что эта участь несправедлива.

Гипатия смотрела на меня с той материнской озабоченностью, которую иногда себе позволяет.

— Боюсь, все это расстраивает тебя, Клара, — сказала она. — Может, тебя развлечет, если мы пригласим на борт мистера Тарча? Он как раз звонит. Хочет поговорить с тобой об этих новых изображениях.

— Еще бы, — ответила я, уверенная, что на самом деле Билл хочет понять, почему я так неприветлива с ним. — Нет. Скажи ему, что я сплю и не хочу, чтобы меня тревожили. И, слушай, расскажи мне о Марке Рорбеке.

— Ага, — сказала она, и в этом междометии скрывались многие тома смысла.

Но я не собиралась в этом разбираться.

— Если хочешь что-нибудь мне сказать — говори!

— Ничего, милая, — терпеливо солгала она. — Я не осуждаю твою одержимость мужчинами.

Она подошла к самой границе. И пересекла ее.

— Знаешь, — задумчиво сказала она, — при твоем опыте общения с людьми следовало бы быть осторожней. Ты надеешься, что худших из них ты уже встретила? Вроде этого испорченного сиротки Вэна?

На это я не стала отвечать. Даже не позволила ей закончить. Просто сказала:

— Заткнись, — и она очень разумно послушалась. Есть темы, которые я не обсуждаю. А Гипатия прекрасно знает, что Вэн, то, как он спас меня из черной дыры и то короткое — впрочем, недостаточно короткое — время, что мы были любовниками, относятся именно к таким темам.

Она сразу начала рассказывать о Марке Рорбеке. Родители Марка умерли, когда он был совсем юным, и его вырастил дед, который зарабатывал на жизнь, рыбача в озере Верхнем.

— Старик в основном ловил миног — знаешь, какие они, Клара? Отвратительные твари. Вместо челюстей у них диски-присоски. Они прикрепляются к другим рыбам и высасывают до смерти. Не думаю, чтобы тебе захотелось их есть, но в озере больше ничего не оставалось. Дедушка Рорбека продавал их в Европу — там они считаются деликатесом. Говорят, у них вкус улиток. Но потом появились пищевые фабрики, и старик лишился своего бизнеса…

— Возвращайся к Марку Рорбеку, — приказала я. — К внуку. К тому, который здесь.

— О, прости. Молодой Марк получил стипендию в университете Миннесоты, учился хорошо, потом продолжал учебу в МИТ, получил степень и приобрел неплохую репутацию как ученый-компьютерщик, женился, родил двоих детей, но потом жена Рорбека решила, что некий дантист нравится ей больше, и бросила мужа. Как я уже упоминала, — одобрительно сказала она, — у него очень хорошие гены. Достаточно?

Я немного подумала, потом сказала:

— Почти. Не делай из этого никаких выводов, ясно?

— Конечно, Клара, — ответила она все с тем же видом.

Я вздохнула.

— Хорошо. Можешь снова включить эти проклятые картины.

— Конечно, Клара. — Она не удивилась и выполнила распоряжение. — Боюсь, лучше они не стали.

Действительно, не стали. Какое-то время я упрямо смотрела, потом сказала:

— Хорошо, Гипатия. Я видела достаточно.

Она убрала изображение и с любопытством взглянула на меня.

— Когда закончат зеркало, изображение станет еще лучше. Тогда мы сможем увидеть отдельных крабберов.

— Замечательно, — сказала я неискренне, и тут меня прорвало: — Боже, да что с ними такое! На планете достаточно места для всех. Почему им не сидится по домам и они не живут в мире?