Он снова хохочет и отпускает меня.
– Давай помогу. – Становится сбоку и протягивает раскрытую ладонь.
Осторожно вкладываю в нее пальцы, скольжу ладонью дальше, полностью опираюсь о его руку. Без посторонней помощи на скользкий капот не взобраться. Моя ладонь утопает в его. Почему-то в голове возникает сцена из фильма: Лектор гладит через тюремную решетку пальцы Кларисы
Кое-как примостившись на свернутый плед, я осторожно откидываюсь спиной на лобовое стекло. Ничего, удобно. Соколов, в отличие, от меня, одним ловким движением забирается на машину и усаживается рядом. Наши плечи почти соприкасаются. Если отодвинусь – могу свалиться. Пару минут мы молча пялимся на вечерние огни, слушаем шум ветра.
– Выпьешь что-то?
– Нет.
– Почему?
– Потому что я не хочу быть здесь. Не хочу пить с тобой и разговаривать тоже не хочу.
Он молчит, а потом тянется рукой в задний карман джинс.
– Можно я закурю?
– Да, пожалуйста.
Несколько раз чиркает зажигалка. Он закрывает ее ладонью от ветра. Свет голубого пламени на мгновенье выхватывает из темноты его профиль: высокий лоб, нос с горбинкой, упрямый подбородок.
– Почему? – Слышу, как шипит сигарета. – Чем тебе здесь плохо? – Он по-бунтарски выпускает дым вверх и скрещивает ноги, тоже откидываясь на лобовое стекло.
– Потому что ты самовлюбленный, наглый, аморальный тип, который думает, что папины деньги…
– Хватит. – Резко перебивает меня Влад. – Ты слишком часто говоришь о деньгах моего отца. Что ты вообще обо мне знаешь, чтобы делать такие выводы? А, Марго?
– Я не знаю тебя, но вижу, как ты обходишься с девушкой, которая тебя любит. Ты манипулируешь, врешь, тешишь свое эго. Это игра для тебя, Влад, а люди – пешки.
– А я вижу, что тебя тянет ко мне. – Чувствую на себе его взгляд и поворачиваю голову к нему. – Ты краснеешь, волнуешься и трясешься от моих прикосновений, но выдуманные принципы не позволяют тебе этого признать. Ты лучше умрешь, чем согласишься с мыслью, что я тебя волную.
Шарю глазами по его лицу, но ничего не вижу: Соколов почти сразу потушил фары. Сигарета быстро тлеет в его руке.
– Марина. Тебя. Любит. – Жестко чеканю я, как старая, злобная бабка.
– Серьезно? Прямо любит? – Хмыкает он, слышу неприкрытый сарказм в его голосе. – Если ей не терпится поерзать по до мной, то это еще не значит, что она меня любит.
– Не смей, Влад…
Он снова меня перебивает:
– Марине важен не я, а мой статус, связи, внешность, востребованность среди телок. Рядом со мной она чувствует себя лучше, чем есть на самом деле: значимее, красивее, нужнее. Она думает, что раз я с ней, то значит она лучше остальных. Но при этом она не имеет ни малейшего понятия, что я за человек. – Шуршит термосумкой. Затем Соколов вкладывает в мою ладонь теплый, гладкий стакан. – Вот, как ты думаешь, если я однажды вылечу с моста и пересяду с мотоцикла в инвалидное кресло, Марина будет так же сильно тащиться от меня? Ты уверена, что Марина будет все также «любить меня», если моего отца обвинят, например, в финансовых махинациях и посадят, арестовав его счета, а от меня отвернутся все? Так, о какой любви мы говорим, Марго?
Мне нечего на это ответить. Соколов застал меня врасплох своими аргументами. Конечно, я не уверена. Я в себе-то порой не уверена. Отмечаю про себя, что он сказал не «наши» счета, а «его» счета.
– Знаешь, что я вижу? – Он щелчком открывает свой стакан. – Ты обманула подругу и теперь пытаешься переложить всю вину на меня. Знаешь, почему ты ей ничего не сказала?
– Не надо, Влад. – Прикрываю глаза.
– Потому, что я тебе нравлюсь. Я понравился тебе, еще когда ты первый раз увидела меня, но твои идиотские принципы ни за что не позволят тебе признать это. А вдруг я трахну тебя и на утро брошу. Тебя, такую умную и правильную во всех отношениях. Ты, в отличие от этих тупых, напыщенных телок, с которыми я тусуюсь, никогда не поведешься на меня, потому что ты умнее их всех вместе взятых. Я же правильно озвучил твои мысли?
– Ты отвратительный. – Злюсь я и ерзаю на скользком капоте. – То есть, ты даже не собирался отрицать, хотел поступить именно так?
– В отличие от тебя, я не привык себе врать. Поэтому да, собирался.
– Ты даже отрицать этого не будешь?
– Не-а. – Нараспев произносит он.
– И что теперь? – Делаю глоток кофе: латте без сахара. Идеальные пропорции эспрессо и молока.
– Теперь… – Он тянется в мою сторону. Чувствую рядом его дыхание и слышу шорох куртки, – я так часто думаю о тебе, что меня самого это пугает. И если сейчас я тебя не поцелую, меня разорвет на куски.
С этими словами он тянется ко мне и касается кончиком своего носа моего. Его ресницы щекочут лоб. Соколов нежно гладит мою щеку. Мне страшно, душно, несмотря на весенний ветерок, мучительно-невыносимо от его рук на моем лице и шее. Чувствую на губах его дыхание с горько-сладким ароматом кофе и сигарет.