Парень моей подруги. Запрет на любовь (СИ)

Я издалека вижу ее на лавочке. Она закрутила на голове смешные дульки. Листает какую-то книгу. Геля много читает. Любовь к книгам ей привила мама еще в детстве. Порыв ветра срывает с липы желтые листья, она поднимает голову и наблюдает за их падением. Подхожу к ней и плюхаюсь рядом.

– Тебе за зеленую тушь не влетит?

– Красота требует жертв. – Геля улыбается и обнимает меня.

Я прижимаю ее к себе и целую в макушку. В этот момент по аллее проходит Павлов. На нем белое поло, легкие брюки и брендовая олимпийка, в руках он крутит ракетку. Видит нас и замедляет шаг, присматривается. Мне не нравится его задумчивый, липкий взгляд. Сердце встревоженно дергается в груди. Прижимаю Гелю ближе к себе, хочу оградить ее от пристального внимания.

Трэш начался, когда ей исполнилось четырнадцать, и ее класс перевели в старшую школу. Буквально спустя пару дней я увидел, как она стоит возле большого, арочного окна и широко улыбается Павлову.

«Ангелина», – говорит она и протягивает ему руку.

24

Марго

– Значит, вот где вы теперь обитаете? – Подхожу к большому окну и смотрю на поток плетущихся в пробке машин. – И как Тася только на это согласилась?

– Они с Бусаевым договорились о квартплате. Он прямо совсем не много попросил, и Тася решила пока здесь остаться. – Маринка пожимает плечами. – Здесь и мебель новая, и посуда есть, и постельное. Ничего докупать не нужно. К тому же, местоположение офигенное – везде пешком дойти можно. Да и с переездом морочиться не хотелось. Мне тоже хорошо, не нужно теперь к матери сливаться. Раньше Тасин Отелло недоделанный мог посреди ночи позвонить и сказать, что едет, а у меня пары в восемь, но на это всем плевать – вставай и дуй в притон матери.

Мне снова становится ужасно жаль Маринку.

«Скажи ей, наконец!», – подает голос совесть.

– Так что теперь все в плюсе. – Продолжает Марина, не догадываясь, что творится в моей голове. Она спокойно поправляет яркие подушки на диване.

– А Тася?

– Ну, она не привыкла, когда в карманах ветер гуляет. На днях кольцо продала с бриллиантом, пока у нее и его не отжали, так что на первое время хватит. А я ей говорила, что долго она так не проживет. Нужно учиться или пойти работать. Красота имеет срок годности. Вот на что ей жить лет так через двадцать?

– Не знаю, Марин, – что тут еще скажешь. – Где она, кстати? – Спрашиваю, чтобы еще немного оттянуть предстоящий разговор.

– Ушла по делам еще утром. Сказала, что нам с тобой лучше вдвоем побыть. Странно, с каких пор мы не можем втроем зависнуть. – Марина пожимает плечами. – Пойдем суп поедим? Я вчера приготовила на кокосовых сливках, просто потрясающий рецепт и калорий значительно меньше. – Последнюю фразу она произносит с неприкрытой гордостью и идет на кухню.

Я механически отслеживаю ее босые шаги, а внутри все замирает. Тася специально оставила нас наедине, чтобы мы могли поговорить. Сердце быстро бьется о ребра, прикладываю вспотевшую ладонь к груди, как будто это поможет утихомирить его.

– Ты идешь? – Маринка гремит чем-то на кухне.

Кухня небольшая и по-домашнему уютная. На окне висит тюль с блеском. Через стеклянные дверцы шкафчиков виден сервиз с гжелью. В углу советское кресло, накрытое клетчатым пледом. Холодильник современный, со встроенной подачей льда, совсем сюда не вписывается.

– Как тебе здесь живется? – Я сажусь за стол.

– Здесь неплохо, не хоромы, конечно, но миленько. Единственное, я очень надеюсь, что бабуля Бусаева не в этой квартире богу душу отдала. Иногда ночью просыпаюсь и как подумаю об этом…бр-р-р. Жуть берет.

Я смотрю в тарелку, которую Маринка поставила передо мной. Беру ложку и мешаю оранжевую жижу.

– Это что? – Зачерпываю ее и снова выливаю.

– Это тыквенный суп-пюре, очень полезный для кожи: кладь каротина.

– Это кто так сказал?

– Ой, Марго, не привередничай. Ешь, давай. – Маринка садится напротив меня и начинает медленно и красиво есть суп.

Я вытираю под столом о джинсы влажные ладони и не могу оторвать глаза от тарелки. Думаю, как начать разговор. Я часто крутила перед сном в голове возможные фразы, но сейчас они испарилась. Ничего не приходит на ум. Любое предложение звучит, как слабое оправдание.

– Марго, я знаешь, что у тебя узнать хотела, – Марина отламывает малюсенький кусочек хлеба, мнет его подушечками пальцев и лишь потом отправляет в рот. – Мне сучка-Лиля вчера такой бред сказала, что типа вы с Владом мутите. Говорит, видела вас. Прикинь, какая стерва, не успокоится никак. Я все понимаю, но такую чушь нести. Наверное, плойкой голову перегрела. – Она хихикает, горловина футболки съезжает по ее плечу, немного оголяя его. Она выглядит такой домашней и комфортной.

– Ты, кстати, останешься сегодня у нас? Вместе к зачету поучим.

Я сглатываю и откладываю ложку. Смотрю на Марину, а она – на меня. Улыбка сползает с ее лица.

– Она же просто позлить меня хочет. – Тихо договаривает свою мысль. – Марго… это же неправда? – Таким голосом маленькие дети зовут маму в темноте: испуганно и беззащитно.