— Геля появилась во время медленной композиции в чудовищных туфлях на высоких каблуках. Не знаю, где она их достала: вульгарные, с платформой впереди, они были ей явно велики, — в груди становится больно и тесно. — Она шла с согнутыми коленками прямо к Павлову, который тусовался с Ольховской. Когда она пригласила его на танец. Он грубо послал ее, мне в отместку. Хуже всего, что она не ушла. Опустила плечи и продолжила что-то тихо говорить. Павлов сказал, что танцевать с воняющим псиной далматинцем ему будет приятнее, чем с ней. Почти все присутствующие заржали. Геля прижала ладонь к щеке, как будто ей дали пощечину, а потом рванула на выход. Самое удивительное, что она не потеряла туфли.
Молчу и смотрю на дорогу. Хочется что-то сломать или закричать, лишь бы не держать эту боль в себе.
— И ты его избил? — тихо спрашивает Марго бесцветным голосом.
— Да, сломал ему ногу. Меня оттаскивали втроем от него. Прибежали педагоги, вызвали охрану. Больше всего на свете я жалею, что сразу не побежал за ней. Когда я пришел в себя, побежал искать Гелю, но было уже поздно.
Вспоминаю открытое окно. Запах цветущих деревьев. Дорогую плитку в женском туалете. Мельчайшие детали, лишь бы не вспомнить ту страшную картину. Меня рвало. Потом приехала скорая, полиция, кто-то кричал внизу.
Я постарался стереть из памяти мамино лицо в тот вечер.
Разжимаю зубы: мышцы лица начало нещадно ломить. Марго подтягивает ноги к себе, на меня не смотрит. Отворачивается и снова плачет.
— Молодые люди, кинотеатр закрыт. — На ступеньках стоит охранник, но мы не реагируем. Спустя еще пару попыток сделать нам замечание, он машет на нас рукой и уходит.
— Она…
— Не знаю. Это уже пять лет изматывает меня. Судмедэксперт сказал, что она оступилась на этих ублюдских каблуках. Отец заказывал экспертизу несколько раз у лучших специалистов.
— Влад, мне очень жаль. Мне так жаль, — Марго обнимает меня обеими руками. Ластится, гладит шею, плечи. — Ты ни в чем не виноват.
Прикрываю глаза, ощущая звенящую пустоту внутри. Не хочется говорить, двигаться, открывать глаза. Но мне, на удивление, становится легче, как будто я тысячи километров тащил сто килограммовый рюкзак, а сейчас просто сбросил его.
37
Мы сидим с девчонками на кухне и молча рассматриваем черный прямоугольник обычной пластиковой флешки. Глаза печет — сказывается бессонная ночь.
— А что, если он врет? — Первой нарушает молчание Тася. — Ты смотрела, что на флешке?
— Нет, она запаролена, — отрицательно мотаю головой и снова опускаю ее на сложенные руки.
Думаю, что Олег, наверное, смог бы справиться с этой проблемой, но я бы, скорее всего, не обратилась бы к нему за помощью. Да и в чем смысл, если это всего лишь копия?
— Надо Владу рассказать. Пусть сам разбирается, — говорит Марина. — Откуда этот тип вообще взялся?
— Из прошлого.
— Я согласна с Маринкой, — Тася сдвигает тонкие брови, — будет тебе еще этот козел угрожать. Вообще, оборзел! — Она выпрямляется и громко хлопает ладонью по столу. — Да задолбал этот кран капать! Бесит!
— Тась, не психуй, — говорит ей Марина и поворачивается ко мне в ожидании ответа.
— Нет, девочки, я не могу так рисковать. Вы же понимаете, что, если он не врет — папиной репутации конец. Работа — его жизнь.
Еще несколько дней назад мне казалось, что мое настоящее начало налаживаться. Учеба пошла в гору: я сдала на отлично первый зачет и дописала курсовую. Маринка окончательно оттаяла. Наша дружба вышла на новый уровень. Я перестала в душе осуждать девчонок и изводить их нравоучениями, если их решения казались мне «неправильными». Полностью сосредоточилась на своей жизни.
На выходных я первый раз осталась у Влада с ночевкой. Наврала маме, что поеду к девочкам, но она, похоже, раскусила меня. Молча отпустила, махнув рукой. Папа вернулся из командировки с подарками, и все ее внимание переключилось на него. Делить вечер, а потом ночь с Владом оказалось волнительно, но очень приятно.
И вот, когда мне показалось, что сгустившиеся над головой тучи рассеялись — появился Павлов. Он ждал меня в понедельник после бассейна. Это неприятно удивило: откуда ему знать мое расписание?
Артур прислонился к капоту своей машины и, насвистывая, рассматривал окружающую обстановку — спорткомплекс и аллея, утонувшая в чернильных сумерках. Ничего интересного.
— Приве-е-ет! — Он открыто улыбается мне, как будто мы закадычные друзья. Как будто не было отвратительной сцены в кино и его плотоядных губ.
Я молча спускаюсь по ступенькам. Сердце громко и тревожно стучит о ребра. Концентрируюсь взглядом на резиновых носах своих кед.
— Ты что, обиделась? — Он проворно преграждает мне дорогу, раскинув руки в разные стороны. — Ну, прости. Люблю злить Владика: он похож на глупого хаски, когда бесится. Не могу удержаться, чтобы не подразнить старого друга.
«Который тебе ногу сломал».
Поднимаю на него глаза. Артур сегодня в потертых, джинсовых шортах до колена, открывающих вид на его ноги. В глаза сразу бросается длинный, зарубцевавшийся шов вдоль икры. Еще несколько — уродуют колено.