— Если ты чего-то не хочешь, то это не происходит. Возможно, ты просто хотела быть здесь? И дело вовсе не в фатальности.
— Разумеется. Ради такого случая я даже на панель пошла. Ты думай, что говоришь, идёт?
Хихикнул и поджал под себя ноги.
— Я бы не удивился, честное слово. Ты изобретательна, когда хочешь чего-то.
Его голос казался уставшим. И сигарета мирно тлела в длинных пальцах. Парень оперся спиной о стену и закрыл глаза. Притих.
Чайник издал протяжный свист, и мне пришлось вылезти из своего кокона, в котором было уютно и тепло. Пошарила по скрипучим шкафчикам, нашла две чашки. Ополоснула кипятком. Бросила в чашки по горстке черного чая и наполнила их кипятком. По запаху предчувствую, что это отменная дрянь. Мелкие дровишки вспыли на поверхность, и вода окрасилась в бледно-желтый цвет. Желание пить улетучилось.
Осторожными шагами приблизилась к подоконнику и забрала у ребёнка дотлевшую сигарету. Обернула тоненькое тельце пледом. Спи, а я, пожалуй, пойду.
— Далеко ли собралась? — его голос застал меня врасплох, я уже топталась у порога.
— Пройдусь по соседям. Где-то же должны быть блага цивилизации. Найду телефон, позвоню отцу.
— До чего же упрямая, — одним прыжком Найк покинул своё гнездо. — Утром я отвезу тебя домой.
— Утром? Да ты никак спятил! Как я объясню родителям ночное отсутствие? Терпение у папули не резиновое, и он вообще может заставить тебя жениться после такого.
— Меня? Это вряд ли.
Он заразительно засмеялся. Я не выдержала и начала хохотать над своей же шуткой. Так глупо.
— А потом я сделал татуировку, — Найк отодвинул резинку боксеров и продемонстрировал рисунок на коже. — Это был кошмар. Представляешь, мой брат попросил выполнить такое странное желание: сделать тату гусеницы? Типа, она же потом переродится в красивую бабочку. И теперь я не могу носить штаны с низкой посадкой.
Я давилась от смеха и уплетала вкусную пиццу, которую принес парень из пиццерии. Кажется, давно не получала такое наслаждение от странной и жутко не полезной еды.
— Сведи её или набей на ней что-то другое. Разве это проблема? Особенно для тебя?
— Брат обидится. Ему это, видите ли, кажется символичным.
— И часто вы так развлекаетесь?
— Спорим на желание? Да. Он азартный очень.
Голос парня притих, он задумчиво жевал свой кусок пиццы.
— Он всё ещё в клинике?
Кивнул и потянулся за бутылкой с колой. Так странно, мы сидим в зале на ковре. Найк поджал ноги по-турецки, а я подложила под себя подушку и вытянула ноги. Было довольно мило и уютно. Даже дурнота и тошнота покинули меня.
— Ты поэтому так много работаешь? Из-за брата?
— Ради него, и чтоб не думать. Когда всё время занят, некогда думать. Прихожу обессиленный домой и падаю замертво. Так проще.
Вытерла руки салфеткой, сладко потянулась. Теперь бы в свою кроватку — оп! И я была бы почти счастлива.
— И тебя устраивает такая жизнь?
— Мне никто ничего не диктует. Я сам себе хозяин. Делаю то, что считаю нужным.
— Да уж, — выдавила из себя смешок. — Бомжей обслуживаешь, в третьесортных клубах поёшь, богатеньких девочек развлекаешь. Не жизнь, мечта.
— Сама-то счастлива? Пытаешься вырваться из клетки, в которую тебя сунул отец. И, кажется, твоё желание в расчет не идёт. Ты марионетка в чужих руках. А я — нет.
— Нет! Будет так, как хочу я, и точка. Так всегда было, есть и будет.
— Да неужели?
Подвернись что тяжелое под руку в этот момент, тут же метнула бы в нахала. Сколько можно терпеть этот хамский тон? И пока я, кряхтя, вытаскивала из-под себя подушку, желая атаковать, в дверь довольно бесцеремонно постучали. Кажется, ногами.
— Это ещё кого принесло?
Найк не спеша поднялся на ноги, стряхивая с себя крошки. Парень вышел, и через минуту я услышала щелчок замка. А ещё через время увидела его самого в проёме двери.
— Собирайся, свободная женщина. Твой сутенер пришел.
В комнату, следом за ним, вихрем влетел Павел. Лицо кирпичом, руки в карманах пальто. Смотрит, как я натягиваю край длинной футболки, пытаясь прикрыть голые ноги.
— Злата! — И это вместо «прости, извини, можешь меня пристрелить». — Я уже несколько часов ищу тебя! Немедленно одевайся, я жду тебя внизу.
Парень кинул мне ворох вещей. Моих вещей. И с таким видом, будто на самом деле, ничего страшного не произошло. Я едва не задохнулась от такой наглости.
— Убирайся вон, — прошипела, злобно и с ненавистью, от души. — Чтоб я в своей жизни больше не то, что тебя не видела, но и имени твоего не слышала!
В висках нещадно застучало и запульсировало. Гнев накатывал волнами, заставляя меня дышать часто-часто.
— Это что, из-за него у тебя крышу снесло? Посмотри на него внимательно! Это чучело…
— Это чучело может быть очень злым и агрессивным, если захочет, — Найк очень вовремя вмешался. — А ты должен быть благодарен девушке, что она в полицию на тебя заявление не написала.
— Какое заявление? — глупо хлопал ресницами «ангел во плоти» Павел.
— Что значит «какое»? За причинение вреда здоровью, полистай на досуге уголовный кодекс. Она же умереть могла!
— Зачем умереть? — Антипов либо старательно прикидывался валенком, либо в самом деле не понимал, о чём толкует Найк.