— Ты первый мужчина, кому я позволяю делать себе больно, — поморщила нос и вцепилась пальцами в ручку кресла.
— Это честь для меня. Дата в календаре будет отмечена и повешена над кроватью.
Скалится. Ёрничает. Даже если злится на меня, уже хорошо. Всё же лучше, чем холодное равнодушие.
— Как Дэн поживает? — спросила, вполне миролюбиво.
— Я бы на твоём месте не задавал неправильных вопросов. Ты ведь латыни не знаешь. Сейчас набью тебе какое-нибудь матерное выражение и ходи потом с ним, на здоровье.
Аргумент. Не знаю. Я стоило бы поинтересоваться, как оно хоть пишется. Найк увидел сомнение на моём лице и радостно захихикал. Издевается, гад.
— Злой ты. Смеешься над бедной девочкой. А я вот нисколько не обижаюсь, потому что знаю, что за всем этим пирсингом, татуировками и колючками прячется хороший человек. Я ведь уже видела твою светлую сторону. Так что, не такой уж ты социопат, каким хочешь казаться. Ай, как же больно!
Рука непроизвольно дернулась. Найк шикнул на меня.
— А дружба тебе моя зачем понадобилась? Ты, вроде бы, не из тех, кто не вписывается в светскую тусовку. Тебе там самое место.
— Да, я тоже так думала, — согласилась я. — Но сейчас я поняла, что мне скучно на всех этих вечеринках. Надоела пустая болтовня ни о чём, сплетни и танцы до утра. Каждый раз одно и то же.
— Скучно ей. Нашла, тоже мне, шута.
Найк смешно дернул головой, его хвостик, стянутый на макушке в узелок, возмущенно заколыхался в воздухе. А колечки пирсинга на губе и в ушах колыхнулись в тандеме. Парень, видимо, заметил мой смеющийся взгляд и уже спустя пару секунд мы хохотали в голос вместе. Напряжение немного спало.
— Давай зайдём с другой стороны. Я ведь честно ответила на твой вопрос, а ты ответь на мой. Как считаешь, я плохой человек? Почему со мной нельзя дружить?
Найк будто только и ждал этого вопроса. Он даже раздумывать не стал. Выпалил мигом.
— Ты эгоистичная и упрямая.
— Мог бы и подсластить пилюлю, — недовольно буркнула и отвернулась. — Между прочим, сам недавно говорил, что мы друзья. Выходит, что врал?
— Так и было до тех пор, пока ты не решила прибрать к рукам моего брата.
Удивленно уставилась на парня. И это вместо «спасибо, Злата, что не оставила ребёнка ночевать под открытым небом?» Ясно, благодарности тут не дождёшься.
— Я не пытаюсь украсть Дэна у тебя. Просто, если ему нужно мое участие, то я готова его поддержать. Твой брат такой милый.
— Мой брат наивен. Он не видит в тебе ни рогов, ни копыт.
Здрасьте, приехали. Какие рога? Откуда копыта?
— Просто он верит. Верит мне. А я — ему. Мне нужен такой человек в жизни, понимаешь? Светлый и чистый… И… ты… нужен мне.
Взглядом верного пса уговариваю его сменить гнев на милость. Он заинтересованно ведет бровью, но хмурится лишь сильнее. Вижу, как трепещут его тонкие ноздри.
— Это невозможно.
— Какой же ты… упрямый! А ещё что-то обо мне говоришь.
Найк спрятал улыбку, закусил нижнюю губу. Точно, я заставила его улыбнуться.
— Ты сама просила сказать.
— Бедную слабую девушку обидеть может каждый, — процедила через губу.
— Не спорю. Бедную и слабую, конечно. Но мы же говорим о тебе, если я не ошибаюсь. А ты вертишь другими, как пожелаешь.
— Не всеми.
Тянет уголок рта вверх. Да улыбайся смелее, чего прячешься.
— А хотелось бы всеми, да?
— Я просто хотела бы, чтоб меня любили. Не за то, что у меня обеспеченные родители, а за личные качества.
Хмыкнул. Не верит мне. Вижу, что не верит.
— Трудно любить человека, который всё делает по-своему, не считаясь с чужим мнением.
— Да, меня мало били в детстве. Как и тебя, впрочем.
Не могла не уколоть его и с наслаждением наблюдать за реакцией. Что ни говори, ехидна внутри меня сильнее доброй и чувствительной девочки. Психотерапевт утверждает, что так проявляется моя защитная реакция. Видимо, не у меня одной. Я всё-таки нашла родственную душу, которая сейчас смотрит на меня и продолжает держать оборону.
— Мы не будем говорить обо мне.
Найк снова переключился на мою руку. Он прав, боль стала заметно терпимей. Только, мне кажется, мышцы словно онемели.
— Ты презираешь меня? — невероятным усилием воли выдавила из себя.
— Мне безразлично всё, кроме брата и нашей жизни. Тебе не понять, даже не пытайся вникнуть.
Ясно. Выходит, я стучусь в глухую стену. И почему ему всё нравится усложнять?
— Готово. Поздравляю с первой татуировкой. Надеюсь, и с последней, они тебе ни к чему. Теперь я наложу повязку и расскажу тебе, как ухаживать за нею до заживления.
Он записал на клочке бумаги названия каких-то препаратов и протянул её мне.
— Отлично, — я забрала предложенный лист и повертела его в руках, сложила его вчетверо. — Можно считать, разговор окончен? Мы чудесно потоптались на одном месте.
— Всё слишком сложно и ты сама это понимаешь.
— А как же бунтарский дух? Идти до конца за своей целью. Обман? А я поверила тебе.
— Тогда я не учитывал чувства близких людей, которым может быть больно.