Осмотрев школу, он сказал, что против туруханской ей никак не устоять.
Учительница дала Петьке карандаш и два листа бумаги и по радостной улыбке, осветившей его худое, бледное и недетски серьезное лицо, догадалась, что она крепко завоевала Петькино сердце.
— Ты знаешь, в каких еще домах есть ребята? — спросила она. — Покажи мне, помоги переписать.
Они обошли всю Дудинку. Куда был Петька вхож, он входил первый и торжественно объявлял:
— Я учительницу привел.
Дома в три он решительно отказался войти:
— Ну их!.. Они богатые, куп-цы!
Александру Афанасьевну с первых же шагов удивило, насколько разно жили в Дудинке. Рядом с крепкими, просторными пятистенками, окруженными амбарами и дворами, стояли покосившиеся, гнилые лачуги без дворов и амбаров, без крылец и сеней, двери лачужек открывались прямо на улицу.
Дудинка исстари была торговым селом и перевалочным пунктом для енисейского севера. Из тундры в Дудинку шла пушнина, рыба, пух и перо, мамонтова кость — все, что добывалось оленеводами, охотниками, рыбаками Таймырского полуострова. С юга, из Красноярска и Енисейска, в Дудинку шла мука, мануфактура, дробь, порох, невода, сети, чай, сахар, табак. По зимам в Дудинке шумел огромный торг. Дудинские купцы — эти соловьи-разбойники большой торговой дороги — быстро богатели.
В те годы Дудинка мало чем отличалась от старой царской Дудинки. Купцы торговали по-прежнему, жили в просторных пятистенках, водили тысячные стада оленей, держали работников. А работники жили в гнилых лачужках, по две-три семьи в одной.
Александру Афанасьевну встречали подозрительно, с подковыркой:
— Чему, безбородая, научишь? И с чего это пошла мода на девок. Кажись, мужиков вдоволь!
Над рекой около Дудинки стоял чум. Жил в нем долганин[25]
, работавший у купца пастухом. У долганина был сынишка школьного возраста. Александра Афанасьевна пришла записать и его.От костра, где вся семья пила чай, встал парнишка и юркнул в груду лохмотьев, которые были постелью.
— Ты, Нюрэ, куда? — спросил Петька парнишку.
— Больной, — ответил отец-долганин.
— Больной? А давно ли катался?
— Шел домой, заболел.
Александра Афанасьевна не сразу заговорила о школе — сперва спросила, много ли у хозяина детей, где он работает, сколько годов Нюрэ. Парнишке было девять лет.
— Как раз в школу, — обрадовалась учительница.
— Какой школа, — забормотал хозяин, глубже закапывая сына в лохмотья. — Совсем ребенок.
— Вот Петя записался. Он восьми лет начал учиться. Я запишу Нюрэ.
Не успела она развернуть тетрадь, Нюрэ взвыл.
Учительница шагнула было к нему утешать, но отец загородил ей дорогу и сказал страшным голосом:
— Уйди!
Александра Афанасьевна начала рассказывать, чему будут учить в школе и каким хорошим, полезным человеком станет Нюрэ, но хозяин повернулся к ней спиной. Она постояла, постояла и вышла.
— Ты больно просто, — упрекнул Петька Александру Афанасьевну.
Тридцать пять человек записала она, а в школу пришло только двадцать. Первый день получился унылый. Ребята о чем-то шептались, вертелись, глядели в окна на улицу? где их товарищи катались с горки. Александра Афанасьевна продержала их два часа: разделила на классы, рассадила по партам, рассказала, чему будет учить, и отпустила. Сама начала распаковывать тючок, который дали ей в Туруханске для школы. В тючке были карандаши, ручки, чернильницы, чернила, три стопы белой бумаги и один букварь.
Вечером учительница сидела в исполкоме и со слезами в голосе спрашивала:
— Как же быть? Как учить? Один букварь, бумага вся гладкая, не линованная. Не могу я с первого дня учить на такой!
— Мы не знаем. Как-нибудь выкручивайтесь, — советовали исполкомщики.
Они угощали учительницу чаем, рыбой. Она от всего отказалась и ушла назад в школу и там над единственным букварем выплакала накопившиеся слезы: «Чему же я научу, за что деньги буду получать?»
А потом сшила тетрадку ровно во столько листов, сколько в букваре, и начала перерисовывать в нее букварь.
Через три дня она опять пришла в исполком. Появились чай, баранки, конфеты-леденцы.
— Послушайте, нет ли у вас копировальной бумаги? — спросила учительница.
Исполкомщики засмеялись:
— Какие у вас любопытные вкусы!
— Я без шуток. Дайте бумаги, и тогда я на весь вечер ваша гостья.
Дали листок.
— Еще, больше, как можно больше! — просила она.
Принесли листов сотню. Тогда Александра Афанасьевна расстегнула свой портфельчик и выложила на стол два букваря: один — печатный, другой — сделанный от руки.
Копирка сильно облегчила работу. Через месяц у Александры Афанасьевны были нужное число букварей и бумага всех сортов: в три линейки, в две, в клеточку.
К ноябрю в школу собрались все записанные, кроме Нюрэ. Александра Афанасьевна несколько раз ходила к нему в чум. Нюрэ либо убегал, либо зарывался в лохмотья. Отец и мать говорили, что учиться ему незачем: стрелять, ловить рыбу, собирать оленей он уже умеет. А кроме этого, пастуху чужого стада ничего не нужно.