— …ведь хорошо рисуешь. Почему ты не развиваешь свой талант? Ты такая способная. Тот плакат очень хорошо оформила. Сама говорила, что преподавателям очень понравилось. Никогда не хотела попробовать работать в этой сфере?
— Ну… — растерялась я, выплывая из своих мыслей. — Не думаю, что художники много зарабатывают.
— Разве это важно? Если тебе нравится, занимайся именно этим. Ты должна любить свою работу.
— Я буду любить ту работу, где больше платят.
— Это не правильно, — покачал головой мужчина и наколол отбивную на вилку.
— Мы, кажется, это уже обсуждали. Неужели вы работаете психотерапевтом, потому что любите разгребать не только свое дерьмо, но и чужое?
— Зачем же так грубо? И ты думаешь, что мне много платят?
Я слегка улыбнулась.
— Не знаю. Вы скажите. Вы так сильно любите свою работу?
— А ты все «выкаешь» и «выкаешь».
— Не суть. Так сколько вам платят?
— Достаточно.
— Хм, так много платят, что вы скрываете? Или так мало, что вам стыдно признаться?
Я еще чуть-чуть выпила вина. Оно оказалось великолепным. Никогда такого не пила.
— Если тебя интересует точная сумма, то двадцать тысяч.
— Серьезно? — удивилась я. — За месяц?
— Да. Помогает сотрудничество с полицией.
— Может и мне выучится на психотерапевта? Не такая и плохая робота, оказывается.
Павел улыбнулся.
— Ты умеешь слушать. Если хочешь, можешь пройти практику у меня. Я могу дать хорошие рекомендации и устроить на работу.
— Даже так? Спасибо, конечно. Я подумаю. Но слушать — не единственное умение, которое нужно для этой профессии. Я должна уметь давать хорошие советы.
— Всему можно научится. Я уверен, если ты захочешь работать психотерапевтом, у тебя все получится. Ты всегда очень стараешься.
— Мда…а у вас как дела?
— Ну…отношений нет, если ты об этом.
— Я не совсем это имела в виду, но тогда…почему нет? Ваша жена…уже много времени прошло. Извините…
— Нет, ничего. Ты права. Много времени прошло и мне намного легче вспоминать о ней. Все со временем проходит. Чувства притупляются. Я как-то не думал…не хотел заводить отношения, но… Сейчас, думаю, я готов начать все с начала.
— Что ж… Желаю вам удачи. Вам уже давно пора найти женщину и наделать маленьких спиногрызов.
Павел засмеялся.
— Ты абсолютно права.
Равнодушие — это психологическое состояние, для которого характерно притупление интереса к другим людям, к окружающей действительности и т. д. Тебе просто наплевать на окружающий мир и людей в нем…
Я то слишком равнодушна, то слишком чувствительна…Одно заменяет другое…иногда очень резко…
— Никак не могу решить. Называть тебя коротышкой или коротконожкой? Мне нравятся оба варианта. Хотя коротконожка звучит, наверное, лучше.
Он серьезно?
— Ты же не хочешь говорить мне как тебя зовут, вот и приходится как-то выкручиваться.
Брюнет накормил меня вкусным супом с кусочками мяса. Потом мы оделись в теплые курточки. Он отдал мне свои перчатки. Я удивленно на него пялилась, когда он начал надевать на мои ноги несколько пар носков, а потом обул в кроссовки.
Но разве это странно в этом доме?
Около входной двери он натянул на мою голову ту же самую шапку, и мы вышли на улицу.
— В чем радость игры в снежки, коротконожка?
— Хватит меня так называть, — несмело попросила я.
Он серьезно вздумал играть в снежки?
Брюнет некоторое время задумчиво смотрел куда-то перед собой.
— Снег всегда все скрывает. Он покрывает землю и скрывает грязь и зло, которые лежат на ней, — тихо произнес он и посмотрел на меня. — Я хочу поиграть.
— Играй, — тихо буркнула я, засунув руки в карманы курточки.
Снова он начинает говорить этот бред про зло и грязь. Забыл упомянуть себя…
Меня просто сбили с ног. Сумасшедший просто бросился на меня и мы упали в снег. Брюнет навалился сверху, впившись в меня взглядом голубых глаз. Я просто перестала существовать на какое-то время. Я смотрела в его глаза и не могла оторваться, как будто меня загипнотизировали. Он был так близко, мы почти соприкасались носами. Что-то было в его глазах такое…что завораживало…несмотря на этот холод и что-то нечеловеческое…Ну что у него за глаза такие? Такие глубокие…Если сам посмотришь, то утонешь, растворишься в этой голубизне, а если не всматриваться, то заметишь как эти глаза проникают в самую душу, изучают тебя, как что-то непонятное.
— Слезь с меня, пожалуйста, — прошептала я.
— Я мог бы тебя раздавить, коротконожка, — прошептал он, опустив взгляд куда-то мне на губы.
Я почувствовала как краснею. Он усмехнулся.
— Я хочу играть и ты будешь со мной играть.
Брюнет быстро встал и меня поставил на ноги, подняв одним рывком. Он отошел на несколько метров, не отрывая взгляда от меня, присел и слепил снежок. Когда он встал, держа в руке снежок, я напряглась, ожидая удара.
— Ты чего замерла? Почему не лепишь снежки? Заметь, я дал тебе достаточно времени, чтобы ты первая в меня бросила.
— Я не самоубийца, — тихо пробурчала я, оттряхиваясь от снега.
— Ой, я бы поспорил. В твоей голове столько мусора, что даже я стараюсь лишний раз не копаться в нем. Впрочем, большинство людишек с такими же нелогичными мыслями.
Я фыркнула, понимая, что он все же верит, что умеет читать мысли.