Парень встретил парня

Откидная дверца поднята, на нас льется свет. Вокруг меня кирпич. Я посреди старой трубы.

За веревочной лестницей белая комната. В ней одно окно, один комод и две колонки. В центре стоит мольберт, на нем ждет чистый лист бумаги.

– Здесь я рисую, – говорит Ной, ставя второй мольберт. – Никому другому подниматься сюда не позволено. Родители пообещали мне это, когда мы переезжали. Ты первый, кто увидел мою мастерскую.

Пол забрызган краской – испещрен отметинами разного цвета и формы. Даже на белых стенах следы пунцового, лазурного, золотого. Кажется, Ной из-за этого не переживает.

Я малость обеспокоен, потому что в последний раз «рисовал» картинку «Раскрась сам», номера на которой подсказывали, какой цвет использовать. На почеркушки я мастер, но, помимо них, мой художественный репертуар довольно ограничен.

– Иисус погиб за грехи наши, – торжественно изрекает Ной.

– Что?! – Я осаживаю свои мысли.

– Просто проверяю, слушаешь ли ты. Лицо у тебя было такое, словно ты уплыл в дальние дали.

– Теперь я приплыл обратно.

– Хорошо. – Ной вручает мне вазочку с кистями и ледоформу с красками. – Теперь можно начинать.

– Погоди! Я не представляю, что делать, – останавливаю его я.

Ной улыбается.

– Просто слушай музыку и рисуй. Следуй за звуком. Не думай о правилах. Не стремись к совершенству. Пусть звук направляет тебя.

– Но задача-то в чем?

– Другой задачи нет.

Ной подходит к колонкам и включает их в сеть. Начинает звучать музыка, она льется в комнату, словно ароматный воздух. Фортепиано выводит джазовые каденции. Ноты берет труба. А потом звучит голос. Чудесный голос.

«Есть на свете та, которую я мечтаю встретить…»[23]

– Кто это?

– Чет Бейкер[24].

Он прекрасен!

– Не зацикливайся на словах, – велит готовый рисовать Ной. – Следуй за звуками.

Сперва я не понимаю, о чем он. Я окунаю кисть в бархатистый пурпур, подношу ее к чистому листу и вслушиваюсь. Голос у Чета Бейкера глубокий, переливчатый. Кисть касается бумаги, скользит вверх вместе с песней, потом резко вниз, потом снова вверх. Я рисую не какую-то форму. Я рисую мелодию.

Песня продолжается. Я промываю кисть и пробую другие цвета. Подсолнуховый желтый ложится кляксами, томатный красный взметается над пурпурными штрихами. Начинается новая песня. Я тянусь за океанской синью.

«Так счастлив быть тем, кого ты спешишь увидеть…»[25]

Я закрываю глаза и сдабриваю рисунок синим, а открыв, смотрю на Ноя и вижу, что он за мной наблюдает. Кажется, он знает, что я это понял.

Новая песня. Теперь у меня на рисунке кое-что просматривается – очертание крыла, отлив прибоя.

Неожиданно для меня Ной решает заговорить.

– Ты всегда знал? – спрашивает он, и я мигом догадываюсь, о чем речь.

– Да, пожалуй, – отвечаю я. – А ты?

Ной кивает, не сводя взгляд со своего рисунка. Его кисть ставит синюю отметину.

– Тебе легко с этим?

– Да, – отвечаю я, потому что так оно и есть.

– А вот мне не всегда легко, – признается Ной и не добавляет больше ни слова.

На миг я перестаю рисовать и смотрю на Ноя. Сейчас он сосредоточен на музыке и ведет кисть по дуге в полном резонансе с соло трубы. Его настроение передается цветом индиго. Ной грустит, потому что сердце разбито – я помню, что сказала его сестра на кухне, – или по другой причине?

Ной чувствует, что я не рисую, и поворачивается ко мне. Он еще молчит, но во взгляде у него мелькает не то опасение, не то нерешительность. В ком он сомневается – во мне или в себе самом?

– Давай посмотрим, что у тебя вышло, – предлагает он.

Я качаю головой.

– Нет, пусть сперва песня закончится.

Но вот песня заканчивается, а я по-прежнему недоволен.

– Получилось не очень, – говорю я, когда начинается новая песня. Есть желание закрыть Ною обзор и стереть нарисованное. Но я ему показываю.

Ной стоит рядом со мной и смотрит на нарисованную мною музыку. Когда он начинает говорить, флюгельгорн Чета Бейкера придает его словам особую значимость.

– Получилось великолепно.

Ной так близко. Я чувствую только его присутствие. Оно в окружающем нас воздухе, в окружающей нас музыке, во всех моих мыслях. Кисть я так и не отложил. Ной тянется к моей руке и аккуратно ее поднимает.

– Вот так, – шепчет он, направляя мою руку, и на бумаге появляется красновато-коричневая полоса.

«Пока лишь только сумерки. Дождусь, когда зажжется первая звезда…»[26]

Кисть проходит свой путь. Мы оба знаем, когда он закончится. Наши руки опускаются вместе, связь поддерживается.

Мы ее не прерываем.

Мы стоим и смотрим. Его ладонь поверх моей руки. Наше дыхание.

Мы оставляем все невысказанным.

Песня заканчивается. Начинается другая, эдакий взрыв жизнерадостности.

«Давай потеряемся в объятьях друг друга…»[27]

Связь рук обрывается. Я поворачиваюсь к нему. Ной с улыбкой возвращается к своему мольберту и берет кисть. Я иду следом, бросаю взгляд ему через плечо и… замираю от шока.

Его рисунок не абстракция. Ной использовал только один цвет – очень темный зеленый, на грани черного. Нарисовал он женщину, танцующую с закрытыми глазами. На листе бумаги лишь одна фигура, но, взглянув на нее, понимаешь, что происходит. Эта женщина на танцполе, танцует соло.