В поле зрения Татьяны входит второй собеседник. Его лицо тоже кажется ей знакомым. Где она его видела? Ведь они явно ни разу не встречались, разве что мельком… Мельком… Ах ну да, именно мельком… Но где?.. И через секунду, во многом благодаря тому, что второй одет в черную рубашку и джинсы, она вспоминает, где его видела. Кассета. Пленка. Человек в черном. Пистолет в вытянутой руке. Это именно он стрелял в детишек.
– Ну что, приступим к оперативным мероприятиям? – хмыкает убийца, вглядываясь в лицо Тани. Голос его звучит буднично и почти дружелюбно. И вообще он выглядел бы даже симпатичным, когда бы не бледный, мучнистый цвет лица и стеклянные, ничего не выражающие глаза.
И не знание того факта, что три дня назад он хладнокровно убил двоих детей.
– Давай приступим, – соглашается с товарищем опер Комков. Он вытягивает откуда-то из-за спины Татьяны стул и садится на него верхом. Его тело оказывается совсем рядом с ней. Она чувствует, как от опера припахивает несвежим: ношеной одеждой, водочным перегаром, застарелым потом. Странным образом этот запах помогает ей отчасти стряхнуть с себя морок наркоза.
Мужчина в черном уходит в этот момент за ее спину. Наверное, это ментовская тактика, чтобы Таня чувствовала себя неуютно и в любой момент ждала удара сзади.
– Итак, гражданка Садовникова, – буднично начинает Комков, – в настоящий момент вы являетесь задержанной по делу гражданина Шангина, обвиняемого в трех убийствах. Мы с коллегой вынуждены допросить вас…
– Покажите ордер, – выдавливает Таня: не потому, что она такая смелая, а потому, что чувствует после наркоза полное ко всему безразличие.
– Я говорю, что вы задержаны, а не арестованы, – досадливо роняет Комков, – а чтоб задержать гражданина, никакого ордера не требуется.
– Вы меня похитили, – упрямо говорит Таня.
– Ты, Садовникова, задержана, – терпеливо поправляет Комков, сбиваясь на более ему привычное «ты».
– А почему я нахожусь на частной квартире? – упорствует Татьяна.
– А ты что, коза, в ментовку захотела? – ощеривается Комков. – В подвалы «большого дома»?.. В общем, слушай давай сюда. И не перебивай. У нас с коллегой к тебе есть пара вопросов. И ты ответишь на них. Даже если не захочешь отвечать – все равно ответишь. Рано или поздно. Здесь, в этом кресле, и не такие, как ты, начинали говорить. Мужики вот с такими кулачищами, бандиты-отморозки звали тут маму, плакали кровавыми слезьми и норовили нам ноги целовать. А знаешь, Садовникова, почему они мамочку звали и плакали? А?! – повысил он голос.
Она промолчала, только глаза отвела, и тогда Комков ответил себе сам:
– А случалось это, Татьяна Валерьевна, потому, что мы с моим коллегой делали им больно. Очень больно. Мы, с этим вот товарищем, – кивок за ее спину, – умеем делать больно. Хорошо умеем.
– И любим это делать, – хрипло хохотнул невидимый убийца.
– Так что, если ты хочешь, Садовникова, выйти отсюда живой и невредимой, – продолжал глумиться Комков, – советуем тебе сразу и откровенно все рассказать. А ежели ты все-таки собираешься упорствовать, прошу обратить внимание на наш богатый ассортимент подручных средств.
И Комков жестом фокусника сорвал со стола газету. Под ней лежали разнообразные инструменты: скальпель, ланцет, кусачки. Рядом притаились резиновый жгут и большой шприц без иглы, уже наполненный какой-то белесой жидкостью. И тут же помещался автомобильный аккумулятор, на клеммы которого были нацеплены провода-«крокодилы». Красный и черный провод свернуты, контакты – в опасной близости друг от друга.
– Ну, киска? – хохотнул Комков. – Будем говорить?
– Ну, допустим, будем, – сказала хрипло Таня. Она не партизанка, не Зоя Космодемьянская. Она упорствовать не станет, все им расскажет.
Только… Ну, положим, она расскажет. Только вот что потом?
– Ну, допустим, – продолжила она, – я вам все расскажу, что знаю. И даже то, чего не знаю. А что дальше? Вы меня убьете?
– Ну, зачем нам тебя убивать? – Комков произнес такие сладкие для нее слова, но она не поверила в них, потому что чувствовалось: он и сам в них не слишком верит. – Отпустим мы тебя, Танюха, с богом домой, к твоему любимому отчиму. И валите вы вместе с ним в свою Москву.
– А гарантии?
– Какие, на хрен, тебе гарантии? Ты че, не поняла: мы не даем никаких гарантиев. Мы тебе – вопросы задаем, ты на них отвечаешь. Такие вот у нас здесь гарантии. На все сто процентов.
Таня вдруг отчетливо поняла, что спасти ее может только чудо. Или великолепная игра, для которой ей понадобятся вся ее воля, терпение и вдохновение. И сразу же голова стала ясной, словно и не было совсем никакого наркоза. И она перестала бояться. Вообще. Она приготовилась дать подонкам бой.
Они, конечно, сильные. Их – двое мужчин, а она – одна и, как говорится, без оружия. Но мозги у нее – и в этом Таня не сомневалась даже сейчас, будучи совершенно беспомощной и связанной, – работают лучше, чем у обоих выродков, вместе взятых. А уж хитрости ей тем более не занимать.
– Что вас интересует? – спросила она.
– Вопрос номер раз. Ты получила кассету от Шангина?
– А вопрос номер два будет?
– Естественно.