Сидзуке Хальтрекарок ничего не поручил, и она просто сидела, надувшись. Ассантея, на спину которой Хальтрекарок положил ноги, недовольно сказала:
- Сидзука, если тебе скучно, мы можем поменяться.
- Там мне тоже будет скучно, - отказалась Сидзука. – Делай то, для чего ты предназначена.
И тоже положила ноги на Ассантею.
Хальтрекарок ничего не заметил. Он вообще мало что замечал вокруг – ему массировали плечи и кормили виноградом. Он закрыл глаза и размышлял о том, как ослепительно сияет его персона.
Она буквально затмевает все мироздание.
- Пс-с-ст!.. – прошептала Лахджа Сидзуке. – Хочешь прикол?..
Ландо как раз пролетало над сосновым бором. Лахджа удлинила руку, на лету сорвала шишку и ласково вложила ее в губы Хальтрекароку. Тот съел ее, не меняя блаженного выражения лица.
У Сидзуки разгорелись глаза. Она подвинулась к столику, ломящемуся от яств и принялась подавать Хальтрекароку всякую гадость. Вложила кильку в эклер, намазала пирожное горчицей, окунула рыбу в мед. Достала из своих бездонных карманов бледную поганку и даже кусок кирпича.
Все это Хальтрекарок съел с искренним удовольствием. А наложницы тихонько хихикали.
- Сидзука, дай и мне пироженку, - попросила Лахджа. – И водки.
- Ты же беременная, - укоризненно сказала Сидзука. – Тебе нельзя пирожные.
- А водку, значит, можно?
- Можно.
- Дай угадаю. Это потому что водку ты не любишь?
- Вы, беременные, странные. В фом вовика? – торопливо запихнула в рот последнее пирожное Сидзука.
- Ладно, - вздохнула Лахджа. – Ладно. Тогда я сама сделаю пирожное. По рецепту моей бабуленьки.
Она отрезала кусок ржаного хлеба, положила на него несколько килек и хороший шмат сала, прикрыла сверху другим куском хлеба – и аж зажмурилась от удовольствия, откусывая кусок.
- Ну и странная же у тебя была бабуленька, - с отвращением произнесла Сидзука, делая себе такой же бутерброд.
Ей не понравилось. Ее почти что затошнило. Но Сидзука не была бы Сидзукой, если бы не собезьянничала.
- Лахджа, почему ты перестала меня кормить? – приоткрыл один глаз Хальтрекарок.
- Увлеклась видами, мой господин, - кротко ответила Лахджа.
- Глупышка, зачем тебе еще какие-то виды, если ты можешь любоваться мной? – снисходительно улыбнулся демолорд.
- Просто чтобы убедиться, насколько все остальное ничтожно в сравнении с тобой, мой господин.
Абхилагаша и Ассантея аж застонали от зависти, а Сидзука сунула пальцы в рот и показала, что думает о такой жалкой лести.
Зато Хальтрекарок милостиво кивнул. Он принял слова Лахджи за чистую монету. Любую похвалу Хальтрекарок принимал за чистую монету – даже если та была насквозь фальшива.
А Лахджа вздохнула и отвернулась, продолжая машинально пихать Хальтрекароку виноград. Она давно уже не надеялась найти в супруге и повелителе эмоциональный отклик. Даже не то что на нее или ее действия – а просто хоть на что-нибудь.
В первое время после перерождения она к нему тянулась. Да и сейчас еще иногда делала попытки. Возможно, это был стокгольмский синдром – ведь он ее похитил в бытность смертной. Сделал наложницей. Не дал выбора. Но она все равно пыталась найти какие-то светлые стороны в новом положении – даже стала ради этого демоном.
Увы, все светлые стороны приходится создавать самой. Хальтрекарок – он... ну, Хальтрекарок. Вряд ли он в принципе способен... даже не любить, а просто хотя бы привязываться. Сферический мудак в вакууме.
Жены для него – просто ходячие игрушки.
Иногда Лахджа подумывала о том, чтобы сменить хозяина и покровителя. Просто сбежать от Хальтрекарока – вариант плохой. У него память золотой рыбки и он фантастически ленив, но если все-таки узнает, если вспомнит... судьба будет страшной. Тем более, что уж Лахджу-то, как своего любимого агента, он помнит хорошо.
Демолорд – это стократ хуже любого мафиози и даже диктатора. Найдет где угодно, не защитит никто.
Кроме... другого демолорда. Наложницы иногда перебегают из гарема в гарем. Необязательно даже к демолорду – можно к титулованному аристократу помельче. Барону, вексилларию... даже банкиру, хотя женой бушука Лахджа себя не представляла.
А вот, скажем, гохеррим – вариант интересный. Лахджа с интересом посмотрела на скачущего рядом Тасварксезена. На редкость видный идальго. Молочно-белая кожа, завитые в косу русые волосы, шесть витых рогов цвета меди, алые глаза без зрачков, тяжелая шпага на поясе...
В Паргороне считается моветоном силой возвращать переметнувшуюся наложницу. Сбежала к другому, тот ее принял – все, кончено, забыто. Демоны из-за этого даже не ругаются. Если Лахджа уйдет к Тасварксезену или, например, тому очаровательному демолорду, что держит лучший в Паргороне и большинстве окрестных миров ресторан, в котором еще и такие приемлемые цены...