Монго пошел двадцать пятый год от роду, когда он прослышал о святом мудреце, живущем в горах Бодассы. Некоем древнем старце, великом волшебнике, каким-то образом сумевшем пережить Апофеоз. Слухи о нем ходили самые разные, истории рассказывали самые невероятные, а лично его никто не встречал, но Монго все равно загорелся.
И он пошел в Бодассу. Кроме святого мудреца симу хотелось увидеть еще и горы – и он не остался разочарован. Больше восьми лет Монго странствовал по миру, повидал целых пять континентов, но как-то так вышло, что в горы его не заносило ни разу. Только в Сурении он видел пики Мардахая, но с такого огромного расстояния, что они не произвели на Монго впечатления.
Теперь же он явился в Бодассу, и чем ближе подходил, тем сильней задирал голову.
Самые огромные деревья Симардара. Самые гигантские здания Ровена и других людских городов. Величественный маяк Любермекии. Все это казалось крошечным рядом с… горами.
А еще тут оказалось холодно. Ужасно холодно. В Мирандии в целом было холоднее, чем в Шахалии, Сурении, Ходжарии и Грандании, но на южных берегах еще терпимо. А чем дальше Монго уходил от моря, чем больше углублялся в континент, тем сильнее мерз по ночам.
Но пока он был на равнинах – только по ночам. В Бодассе же холодно оказалось и днем. Земля уходила вверх вместе с горами, Монго карабкался все выше, и все сильнее мерз.
В первой же деревне он обменял последние монеты на теплую одежду. Но они тут редко встречались, деревни. Кое-где на склонах притулились горсточки хибар, где жили степенные, неразговорчивые люди. Они пасли яков, делали острый сыр и пекли на камнях пресные лепешки. Многие исписывали лица сложными татуировками, и Монго восхищенно цокал языком при их виде.
Говорили они, как и везде, на общем языке людей, парифатском. Единственное, что сохранилось от Старой Империи. Симов тут не видели вообще никогда, но не пугались – наливали Монго чаю, угощали кислым молоком. И в каждой сакле, в каждой лачуге он спрашивал – не знает ли кто, где искать святого Машибухера.
Точно не знал никто. Бодасса оказалась огромной. Бесконечные заснеженные горы, в которых и до Волшебных войн почти никто не жил. Почти два года Монго терпеливо по ним странствовал, и когда наконец его терпение стало истощаться, когда он уже решил плюнуть на все и вернуться в теплые зеленые края… он вдруг нашел, что искал.
– Святой Машибухер? – сказал нищий старик, с которым Монго поделился лепешкой. – Знаю такого. Но зачем тебе этот безумец?
– Это уж мое дело, – присел на корточки сим. – Ты знаешь, где его искать, дедушка?
– Знаю. Дай еще лепешку – и расскажу.
Монго рассмеялся. Хитрый старикан наверняка хочет его облапошить. Выманить последнюю лепешку и отправить куда-нибудь за тридевять земель.
– Держи, дедушка, – отдал ее Монго. – Давай, ври мне, где искать Машибухера.
– Чего ври-то, чего ври?.. – впился в нее зубами нищий. – Все знают, где живет святой Машибухер, кого хочешь спроси. На горе Кор-Таррот. Вон той, которая выше всех. На самой вершине.
– Ох ты ж хвост волосатый… – ахнул Монго, глядя на эту гору.
– Иди-иди, попробуй, заберись туда, – с явным удовольствием сказал нищий. – А то много вас таких, кто ищет святого Машибухера. Ходят, ходят, ищут чего-то… а чего ищут? Рехнувшегося идиота? Не поможет он тебе.
Поднимаясь на Кор-Таррот, Монго о многом передумал. Где-то на середине пути он почти дрогнул, почти повернул обратно, но упрямство все же оказалось сильнее. Даже если там нет святого мудреца, или он и правда окажется обычным сумасшедшим, Монго хотя бы взглянет на Парифат с такой высоты, до которой не долетают птицы.
Кор-Таррот – высочайшая гора Парифата. Монго этого, конечно, не знал и просто дивился ее невероятным размерам. Он предусмотрительно взял с собой целую торбу сыра, лепешек и вяленого ячьего мяса. И в кои-то веки – не украл, а честно заработал, несколько дней трудившись подпаском.
Занятие было по-своему веселое. Яки не такие смешные, как обезьяны, зато их можно от души колотить посохом – даже не чувствуют. Монго понравилось ездить на них верхом, прыгать со спины на спину и вести стадо, куда укажет пастух… пастушка. В Бодассе яков пасли в основном женщины, угрюмые старухи с трубками. Морщины у них были так глубоки, словно их вырезали ножом.
Сейчас Монго забрался так высоко, что не видел никаких яков. И домов не видел – только белесую муть, туман, в который превратились облака. Раньше Монго думал, что они сделаны из чего-то вроде пуха, что их можно потрогать или даже покататься, но нет – просто что-то вроде пара. Облака огибали громадный Кор-Таррот, как волны огибают рифы.
Дышать на самом верху было трудней, чем на равнине. Да и дорога исчезла, не дойдя и до середины. Какое-то время Монго карабкался по козьим тропам, но потом сгинули и они. Пришлось лезть, словно на исполинское каменное дерево, цепляться за мельчайшие трещинки, перекидывать себя через пропасти, повисать иногда на одной руке.