Пари

— Что-то сомневаюсь, что моя бабушка это выдержит. Хотя… — он обошел вокруг меня раза три, и вдруг спокойно заявил: — Лариса, Вы, конечно, как всегда оригинальны, но Вы прелесть! Это то что нужно. После Вас она уже точно никого не будет предлагать. Не найдет этому альтернативы.

— А не помрет невзначай? — забеспокоилась я, подумав, что за своего «бусика» я бы ни за что не поручилась.

— У нее железное здоровье и крепкая психика, не бойтесь. — Андрей расхохотался и распахнув передо мной дверцу машины.

Мы сидели за круглым столом в типичной профессорской квартире с книжными стеллажами, портретами и фотографиями в рамках на стенах. Беленькая сухощавая старушка с букольками, оказавшаяся той самой бабушкой, меня совершенно очаровала. Она оказалась потрясающей рассказчицей и, отойдя после первого и, кстати, недолгого шока от моего прикида, показывала пожелтевшие старые черно-белые фотографии, снабжая их интереснейшими комментариями. Было страшно интересно, но я старалась держаться. Я время от времени шебуршила ладонью малиновую челку и, дабы не отойти от типа Эллочки-Людоедки, вставляла «Мрак» или «Жуть!». Конечно, хотелось бы быть пооригинальнее, но на тот момент, кроме Эллочки ни один типаж не подходил к случаю. Порой я заливалась бодрым ржанием и шмякала кулаком по столу, покрытому накрахмаленной белоснежной скатертью. Еще я пихала в рот пальцы, грызла на них ногти (эх и противная на вкус эта ваша канцелярская замазка) и пошмыгивала носом. Андрей, взирая на все мои потуги, задыхался от то и дело подступавших приступов смеха.

— А это книга с дарственной подписью Ахматовой, — хвасталась бабушка, но в глазах у нее стояло очень сильное сомнение, что я слышала про Ахматову и вообще умею читать.

— Это та, которая Мойдодыра написала, што ли? — гаркнула я прямо в ее ухо, сваливая в одну кучу Агнию Барто, Чуковского и Ахматову, и ткнула пальцем в фотографию Пастернака в серебряной окантовочке. — А этого мужика я знаю. У него еще фамилия такая овощная. Баклажан кажется.

Бабушка побледнела от моего невероятного невежества и стала зачитывать мне что-то наизусть. Тут-то и раздался звонок.

— Ах, это Аллочка пришла. — Бабушка встрепенулась, вспорхнула и улетела к двери, а я взглянула на Андрея — тот все еще давился от хохота.

— Ну зачем же так про Пастернака, Лариса? Очень грубо! — он взял мою ладонь и поскреб пальцем по ногтю. — Замазка?

— Ага, ничего лучше не нашлось, — как всегда от его прикосновения захотелось залезть в ледяную ванну. — Действительно овощная фамилия, ничего не поделать. А стихи его я безумно люблю, — я отобрала у него руку и встав, подошла к фотографии, цитируя:

Февраль. Достать чернил и плакать. Писать о феврале навзрыд.
Пока грохочущая слякоть весною черною горит.
Достать пролетку…

Великолепно, не правда ли? — Андрей прижал палец к губам и показал мне глазами на дверь. Вошла бабушка и за худосочную ручку ввела за собой эфемерное существо лет эдак двадцати пяти с круглыми восторженными глазами в окулярах огромных очков.

— Аллочка, позволь представить тебе моего внука. Андрей.

Андрей церемонно прижался губами к протянутой дрожащей бледной лапке.

— А это знакомая Андрея, Лариса, — бабушка кивнула в мою сторону, профессионально выразив в этом жесте легкое презрение смешанное с недоумением по поводу моего существования в мире Ахматовой, Пастернака и белых накрахмаленных скатертей.

— Ну хай, типа, Аллочка, — пробасила я, шмыгнув в очередной раз, и так пожала ее косточки, что она поежилась и стала незаметно тереть ладонь. Так и надо! Нечего совать синюшные руки в лицо моим шотландским сеттерам.

— Садитесь-ка пить чай, дети. Бабушка разливала свежезаваренный чай по изящным фарфоровым чашкам, а я шепнула Андрею.

— Можно одну грохнуть для пущей правдоподобности?

— Не надо грохать. Обойдемся без материальных ущербов.

— А когда же Вы сообщите, что я Ваша невеста? Жду, жду… Пора бы.

— Подождите немного. Дайте бабушке начать сватовство. Да и чая выпить не мешало бы.

— О кей, — кивнула я и обратилась к безмолвной Аллочке, — типа, работаешь или как? Кто содержит?

— Аллочка у нас преподает в консерватории, — бабушка потрясла букольками, спасая Аллочку от ужасной троллихи — то есть от меня.

— На консервной фабрике что-ли? Типа икорка, сайрочка, бычки в томате! Прикольно! Только воняет там наверное, жуть! — на мгновенье мне почудилось, что это перебор, но потом я подумала, а почем бабушке и Аллочке знать, что нынче уже никто, даже первоклассник, не спутает Вивальди с печенью трески. Сегодняшние СМИ внимательно следят за уровнем образования люмпенов и по мере возможности поднимают этот уровень на невероятную высоту. Так, к примеру, наш дворник, Максим Максимыч, имеющий три класса образования последние годы увлекается богемным этно-джазом и, приняв вовнутрь литр водки, врубает на весь двор экзотические мелодии, органично подпевая и притоптывая ножкой в взопревшем валенке.