Пари, или не будите Лихо

Поцелуи с ним как схватка ради самой схватки. Он напирает, я тоже напираю. Он замедляется – я тоже притормаживаю. Мы играем, провоцируем, сгораем, но слишком себялюбивы, чтобы уступить другому. Лихо шумно дышит, сильнее вонзая пальцы в моё тело – напористо до сладких микроспазмов под кожей, меня аж лихорадит от острого наслаждения. Схожу с ума и ничего не могу с собой поделать, потому что в этом уличном вредителе заводит даже кличка – короткая, ёмкая, как у свирепой гончей.

Прервав поцелуй, со стоном выгибаюсь ему навстречу. Кровь давно гудит от напряжения, и шум в ушах перекрывает мысли, а он будто в издевку ритмично подаётся бёдрами вперёд, имитируя тягучие толчки. От падения в кипящую адову пропасть нас отделяют только чёрные боксеры, виднеющиеся за расстёгнутой ширинкой.

– Мась, пожалуйста. Я так с катушек слечу, – выдыхаю хрипло, совсем несвоим голосом и с лёгким нажимом веду рукой вниз по напряжённой спине к поясу джинсов, пробираюсь под нижнее бельё. Ощутимое скольжение наращенных ногтей по ягодицам заставляет упрямца порывисто выдохнуть.

– Ещё даже не начинала. Но слетишь. Обязательно слетишь.

Без лишнего промедления он протягивает руку к тумбочке и, скидывая пару зайцев на пол, почти выдёргивает верхний ящик. Зажимает между зубов квадратик серебристой фольги, затем усаживает меня на подоконник. Холодное дерево леденит кожу, а мышцы цепенеют в предвкушении от шороха приспускаемых джинсов.

Не сводя с меня гипнотического взгляда, Лихо медленно разрывает зубам упаковку и достаёт презерватив. Я буквально слышу, как его пальцы раскатывают упругий латекс, но боюсь, что если опущу глаза, то взорвусь, не дождавшись главного. Тело уже начинает потряхивать от близости накатывающего оргазма. Безумие какое-то, разве так бывает?

Жёсткие мужские руки возвращаются на мою поясницу, согревая долгожданным теплом, толкают под откос пробным прикосновением к внутренней стороне моих бёдер – невесомым до ярких вспышек перед глазами. Когда до мозга всё-таки доходит что именно сейчас произойдёт, я крепче впиваюсь ногтями ему в плечи.

– Погоди, это важно, – шепчет во мне последний всхлип благоразумия. Запоздалая попытка наутро не сгнобить себя чувством стыда. – Не могу так. Скажи хотя бы как... как тебя зовут?

Склоняясь ниже, он заставляет меня выгнуть шею и кончиком языка проводит пылающую дорожку до края челюсти. Мои глаза закрыты, почти зажмурены от удовольствия. Дыхание, срываясь, обжигает пересохшее нёбо и мне действительно становится плевать. Приличия остались где-то там, за обшарпанной дверью общежития.

– Ты же слышала. Называй меня как все – Лихо.

Наверное, так правда будет лучше. Имя – это слишком личное для единственной, пусть и многообещающей ночи.

Глава 11

За гранью

Плавным движением бёдер он сантиметр за сантиметром погружает меня в дикий совершенно неконтролируемый хаос. Перед глазами на мгновение темнеет от удовольствия замешанного на слабой тягучей боли от внушительных размеров его достоинства. Отрывисто выдохнув, льну к разгорячённому торсу так тесно, что становится неудобно, и, чуть потянувшись вверх, мстительно прикусываю поблескивающие остатками моего глиттера губы.

Я не столько слышу, сколько чувствую его короткий стон – вне сомнения что-то жутко матерное, грязное, как и вся ситуация. Это срывает тормоза, как и предупреждающее скольжение зубов по моей коже, каждый раз, когда я пытаюсь перехватить инициативу.

Лихо даже не пытается двигаться размеренно, дышит мне в шею быстро и рвано, в такт влажным шлепкам наших тел. Вколачивается всё глубже и безжалостнее, на корню подрывая мои представления о мужской выдержке. Не в силах подстроиться под его сокрушительный напор, упираюсь ладонями в каменные плечи, пытаюсь замедлить это безумие, хотя бы воздуха глотнуть, потому что лёгкие сейчас разорвёт к чертям вместе с сердцем, чем только раззадориваю сорвавшегося с цепи любовника.

С вызывающей усмешкой жёстко, почти грубо он сгребает, тянет назад мои волосы, открывая себе доступ к выпирающим ключицам, спускается ниже. Языком, зубами вырисовывает на моей груди свою роспись, клеймит горящими отметинами, за которые я позже обязательно умру со стыда. Но это будет позже, а сейчас меня расщепляет на атомы от дикого на грани сумасшествия голода, срывающего с губ несдержанные крики. Я извиваюсь в его умелых руках и никак не могу насытиться этими ощущениями.

– Вот так... Хорошо. Раздвинь для меня ноги. Пошире, сладкая, не зажимайся, – в надломленным от возбуждения голосе то же безумие, что и во мне. – И кричи, задира. Кричи. Будешь знать, как называть меня Масей.