Пари, или не будите Лихо

– По-твоему это смешно? – обиженно сбрасываю его руку. Тема материнства всегда вызывала во мне трепетное отношение. Что-то сродни стремлению компенсировать собственному ребёнку недополученную любовь, и превращать её в предмет какого-то глупого прикола я не позволю даже в шутку.

Но Матвей упрямо возвращает ладонь на место.

– А кто смеётся? – возражает немного нервно. – Это касается и меня тоже. Имел я право узнать первым, как думаешь? Когда ты собиралась мне рассказать? И собиралась ли?

Он болезненно усмехается, вопросительно глядя мне в глаза, на что я лишь поджимаю губы и опускаю голову, пытаясь сообразить, чем могла заслужить прозвучавший упрёк.

– Мась, даже не знаю, с чего ты взял... и на самом деле неважно. Я никого не жду: ни ребёнка, ни добра, ни справедливости, – с трудом сдерживаю слёзы, сжимая пальцами его кисть. Крепко сжимая, так крепко, словно вымещая злость на кольнувшее сердце сожаление при виде отчаянья, с которым этот юный хулиган поглаживает мой плоский живот. Боюсь представить на какие страшные поступки его бы подвигла мысль о скором отцовстве.

"Быстрые деньги чистыми не бывают!" крикнул недавно Лихо в пылу ссоры. Даже не сомневаюсь. Но на миг всё равно до дрожи захотелось, чтобы во мне сейчас бились два сердца – моё и наше.

Когда-нибудь, непременно. Пока ещё не время.

– Не ври мне, – стальные нотки его голоса выдают недоверие и, возможно, смутное разочарование, а, может быть, показалось. – Ты говорила утром с Лерой...

– Можешь не продолжать, – качаю головой, подавляя поднимающийся вверх по груди жалобный всхлип. Рядом с Матвеем так просто быть слабой, но он и так взвалил на себя больше, чем способен нести. Какова вероятность, что новое испытание не толкнёт его за грань невозврата? С каждым разом она ближе к нулю. – Речь шла совсем о другом, это недоразумение. Нет никакой беременности, – снова заглядываю ему в глаза, стараясь если не словом, то взглядом убедить его в своей искренности.

– Тогда почему на тебе лица нет? – бережно сжимает он пальцами мой подбородок и медленно поворачивает голову сначала влево, затем в право, словно давая прочувствовать всю глубину отпечатавшихся на мне переживаний.

– Меня сократили, Мась, – сдаюсь, понимая, что скрыть правду всё равно не получится, а следом робко озвучиваю свои главные страхи, ведь в отношениях главное честность. – Я без понятия, куда ещё в нашей дыре можно податься с моим биофаком. Меня устроит любая работа: сиделкой, дворником – неважно кем, но нам и так на жизнь не хватало... я ж теперь тебя вообще не увижу, да?

Матвей смотрит в упор, будто что-то взвешивает, недолго – полтора моих вдоха – и говорит негромко, с металлом в голосе:

– Вера, хватит ерундой заниматься. Мне Стёпа развалюху свою погонять дал, буду таксовать вечерами. Больше никаких грязных денег. Обещаю.

– А что мешало взять мою машину? – недоверчиво шмыгаю носом, видя в прищуренных глазах решительность, но будучи не в состоянии определить, что тою движет. – У неё и расход меньше.

Матвей на секунду напрягается, нагнетая неоформленную до конца настороженность, но потом полностью смазывает это чувство, запуская руку мне в волосы и жёстко притягивая к себе.

– Потому что. Твою жалко гробить по местным колдобинам, – ласкает ухо уверенным шепотом. – Не грузись, моя славная. Всё будет хорошо.

Тепло его пальцев забирает страх, унимает озноб, сотрясающий мышцы, сжимает проблемы до уровня мелких неурядиц. На сердце становится так легко, будто внутри меня невесомость. Она и есть. С ним иначе не бывает.

– Ты специально ждал потепления, чтобы начать носить шапку? – улыбаюсь, касаясь пальцами головного убора из чёрной шерсти.

Матвей, замявшись, его стягивает, являя взору ровный ёжик волос длиною примерно с трёхднёвную щетину.

– Иногда мне кажется, что ты тяготишься нашим уговором, – зыркает он таким убийственным взглядом, будто у меня для этого не должно существовать абсолютно никаких оснований. – Баста. Нет больше никакого пари. Никаких подозрений. Никакой недосказанности. Только ты, я и шанс начать заново, без принудиловки или шантажа, –он наклоняется вперёд, оставляя жалкие миллиметры между нашими губами. – Что скажешь, сразу согласишься, или мне по новой начинать тебя уламывать?

Заторможено открываю рот, но все слова будто к нёбу примёрзли. То как терпеливо Лихо ждёт ответ, даёт повод не сомневаться – сейчас это далеко не взрыв эмоций, а идеальный момент доверить ему всю себя без остатка вместе с безмолвным "люблю тебя", вложенным в жгучее прикосновенье наших губ.

Глава 38

Брысь с дороги

Иногда вместо того, чтобы плакаться на судьбу, стоит поблагодарить её за полученный опыт.

И я ей благодарна.

Продолжая беспечно жить с родителями, мне бы не удалось натренировать зрение таким образом, чтобы не замечать разбросанных по комнате конспектов, но при этом различать тончайшие оттенки настроения любимого человека. А ведь за его взбалмошным и резким нравом плещется целый океан заботы.