Пари. Книга 2. На интерес

– В эти выходные будешь отрабатывать – Машка любит вечеринки! Спасибо, что согласился всех здесь собрать! Мы небуйные. Ну почти. Ну не все…

– Посмотрим. Ты же знаешь, тусовки мне даются со скрипом. Успокаиваю себя тем, что это «тимбилдинг» и народ удастся выгнать раньше, чем под утро. – Скепсис или сарказм? Хрен их, «киборгов», разберёшь.

На полу под диваном пиликает мобильник. Мой. Эсэмэс.

Мама

Аля! Дома в десять! Мы будем поздно, ложись, не жди!

Опять играть поехали. Стресс снимают.

Щурясь, тыкаю экраном в нос Денису:

– Час есть.

– Хватит, чтобы «добежать до канадской границы», – хрипло выдохнул, скользя рукой по животу и упираясь пахом в бедро. Вошёл пальцами. Средним и безымянным. Сжал. Протолкнул глубже. Достал кисть. Положил пальцы мне в рот. Обхватил за талию. Перекинул на себя. Сполз ниже. Протиснул плечи под мои бёдра, сказал:

– Возьми себя за грудь и сжимай. Сильно, – провёл языком по половым губам, клитору, держит руками таз, – двигайся сама, пока не кончишь.

Начинаю приподниматься и опускаться кончиком клитора к его кубам. Берет в рот клитор целиком и начинает сосать. Даже прикусывает зубами. Задерживаю дыхание. Тело начинает трясти. Кончаю на выдохе, чуть не падая сверху.

Бек проскальзывает ещё ниже. Сама стою на четвереньках. Чувствую, что Денис разворачивается где-то сзади. Шелестит фольгой презерватива.

Вошёл. Забрал за спину одну мою руку, крепко сжал. Своей свободной рукой зарылся в волосы почти у головы, больно тянет. Резко, но медленно двигается. Отпустил волосы и заломанное предплечье. Сжал пальцами шею, другой ладонью стиснул кожу чуть ниже талии. Остановился. Не выходя, поднял за шею. Прижался грудью к спине, придушил. Продышался. Уложил на живот. Придавил сверху. Душит. Опять двигается.

Зарычал. Со стоном кончил.

Мне не хватает воздуха. Почти закашлялась. Всю трясёт.

Тихо и, кажется, испугано спросил, одними губами:

– Ты как?

Голоса нет. Не могу ответить. Сглатываю, сиплю:

– Всё хорошо…

– Прости.

– За что? – не понимаю.

– За это.

Повисла пауза.

– За то, что ты меня сейчас раздавишь? – пытаюсь развернуться.

Наконец Бек догадался перекатиться на бок. Уткнулась в подушку лицом. Опять вырубает.

– Включишь свет, а то усну? И не встану. Совсем. С мамой моей сам потом будешь объясняться.

Глухой бубнёж, разобрал или нет, интересно?

Чувствую, как встал. Шаги. Щёлкнул выключатель. Шум воды. Опять щелчок. Ещё один. Да будет свет! Ну, и где он там? Почему молчит? Долго молчит.

Отрываю голову от подушки. Щурясь, открываю глаза.

Ден застыл у дивана. Смотрит на меня, не шевелится, как статуя.

– Денис, всё хорошо?

– Посмотрись в зеркало. Потом сама скажешь, – мёртвый, ледяной тон.

– Не пугай! Рога выросли, не иначе, – пытаюсь шутить.

Красивое антикварное трюмо в коридоре – обладатель единственного отражающего стекла во всей квартире.

Голая и босая иду к нему. Мимо окаменевшего Бек-Назарова.

Отражение как отражение. Ничего особенного. Только дикий колтун на башке, в стиле: «Ну здравствуй, Джимми Хендрикс! Молодец, что приехал!»

За спиной вырастает Бек и, еле касаясь, убирает волосы с шеи. Она красная, как огнетушитель. В отдельных местах большие багровые кляксы – кровоподтеки.

Ден бережно закручивает мои плечи винтом. На них бордовые пятна: на трапеции, лопатке, руке, спине, «поясе верности» над тазом.

Впервые вижу в глазах «киборга» ужас, оторопь, беззащитность.

– И что такого? Не татуировки, завтра утром пройдёт! Засосов от подростковых экспериментов у меня никогда не было, и тут ничего не останется, – обвиваю его, стоящего сзади, рукой, тяну к спине, очень хочется расшевелить.

– Тебе не больно? Почему ты ничего не сказала?! Будут синяки. Сильные. Возможно, отёки, – картина маслом: не склонный к панике сверхчеловек впервые видит мокрого котёнка.

– Повторяю для тех, кто в танке: ну и что такого? Всё в порядке. Кроме того, осень – сезон шарфов и водолазок. Выдыхай, бобёр!

Сгрёб в охапку. Носом, еле касаясь, уткнулся где-то между ухом и затылком.

90

Утренняя ежедневная рутина: растяжка, пресс, «балетный станок». Жаль только, что бег теперь исключительно по дорожке в зале.

Никто в семье, кроме меня, с зарядкой отродясь не заморачивался. Оно и понятно – родителям глаза бы разлепить, какие там упражнения. Врач – призвание и адская работа, вытягивает все силы подчистую. Два, а то и три раза в неделю пахать по тридцать два часа кряду, а на следующей день опять «запрягать карусель».

У отца стабильные ножевые по скорой, переломы, перитониты, аппендициты, холециститы.

У мамы тазовые предлежания, плохо отделяемый послед, зелёные воды, слабая родовая деятельность, медленное сердцебиение плода. И такая дребедень целый день: то тюлень сам не родит, то копыта откинет олень.

А кто отвечать будет? Естественно, доктор. И как тут быть в адеквате? Немудрено, что нервы ни к чёрту. Когда от скорости принятия решения зависит чья-то жизнь, будешь сюсюкать, распинаться и расшаркиваться? Всё по делу и без обиняков! Они не грубые, просто судьба такая – профдеформация.