— Тебе ведь хорошо знакома концепция шантажа, — самому противно от того, что я говорю. — Предлагаю новую сделку.
— Новую? Сделку? — пренебрежительно кривится он, от чего кожа на его лице снова неестественно натягивается. Прямо слышу несуществующий треск. — Да что ты можешь мне предложить?
— Вопрос в том, что я могу предложить той же прессе.
Ага. Кому-то уже не так весело. Заеб*сь. Наконец-то гонор поубавил.
— Это на что намёк, щенок?
— Спортивный интерес. Банально любопытно, как сильно пошатнётся твоя дражайшая репутация, если в газеты просочится информация, что будущее лицо города избавляется от собственной больной жены, как от слепых котят под дверью. Скандал будет что надо, полагаю.
— Превратишь собственную мать в клоуна? Выставишь на посмешище? Ты этого не сделаешь.
Он прав. Боюсь, что не сделаю. Я не он и не смогу поступить так подло. Однако…
— Хочешь проверить?
— Хочу. Давай проверим. Но ничего не будет. Потому что у тебя кишка тонка. Ты так мать не опозоришь.
— Я бы не был такого хорошего мнения о себе. На самом деле я редкостная мразь. Весь в папашу. Так что ты всё-таки подумай, точно ли тебе нужны эти проблемы.
Ухожу, не дожидаясь ответа. Дальше всё равно можно не разговаривать. Один хрен, ни к чему не придём. Игнорирую озадаченную секретутку и спускаюсь обратно на первый этаж. Пизд*ц, чё. Впрочем, не удивлён. Я знал, что так будет.
Знал, но пока не успел продумать все детали. И в данном случае представления не имею, что делать. Как обезопасить маму и при этом не выносить её болезнь на всеобщее обозрение. Она такого не заслужила.
Сколько у меня времени, чтобы что-то придумать? День, два, три? А может это всё пизд*ж? Может не станет отец ничего делать? Испугается всё же? Знать бы наверняка, потому что на авось надеяться не хочется. Если её заберут, я больше никогда её не увижу. Больше чем уверен её запрячут туда, где целыми днями лежат под капельницами в невменяемом состоянии. В таких больницах лечятся быстро. Но посмертно.
Надо что-то думать. Придумаю. Выбора нет. Если потребуется, приведу в исполнение обещание. Лучше так, чем бездействие. А пока надо просто быть рядом. Снова доехать до лечебницы, приплатить главврачу. Чтобы если отец решит вывезти её тайком, мне дали знать. Деньги. В это мире всё решают деньги.
Отправляю неутешительное сообщение Мальвине:
Покровская отвечает быстро, но прочитать получается только когда я снова оказываюсь у ворот без опознавательных знаков. Бл***, реально уже тошнит от этого места.
Только от этого и становится чуть лучше. Сука. Обидно, пизд*ц. Я ведь только-только дорвался до этого чуда. Только начал чувствовать отдачу. Получил долгожданную возможность быть рядом и делать с ней всё, что до этого только представлял…
Так нет же, на тебе леща по зажравшемуся еб*лу. Мол: что дали, тому и радуйся. А я не хочу радоваться малому.
Мне нужно больше.
Я хочу ещё.
Ничего. Наверстаем. У нас впереди много будет для этого времени. Как только я со всем разберусь.
Несмотря на паршивые обстоятельства и нависшую надо мной здоровенную малоприятную жопу меня пробивает на смех. Реально удивительная девчонка. Её и рядом-то нет, а она всё равно умудряется меня смешить и, не осознавая пусть даже этого, поднимать настроение.
До позднего вечера застреваю в лечебнице, как дебил прыгая из кабинета в кабинет. Ещё немного и от этого едкого запаха лекарств сам тронусь по фазе. Не говоря о душераздирающих стенаниях пациентов, хоть от крыла, где они массово располагаются, стараюсь держаться подальше. К концу дня хочу лишь одного — выпить. Нет, лучше нажраться. А потом завалиться спать.
Первое чисто технически делается без особого труда и даже активно начинает исполняться, а вот со вторым возникает накладка. Я много чего могу ожидать от этой грёбанной жизни, но к спящей в моей
кровати в моей квартире Дарине точно не готов.