Пари под омелой (ЛП)

— Да, я люблю хорошие вечеринки, особенно когда это Рождество…

Только тогда я замечаю запонки в форме шапки Санта-Клауса на его рубашке и качаю головой.

— Клянусь, ты самый радующийся рождеству человек, которого я когда-либо встречала. Я не знаю, как тебе это удается. Одной мысли о следующей неделе достаточно, чтобы у меня заболел живот, не говоря уже о том, чтобы радоваться.

— Это потому, что ты, очевидно, женский эквивалент Скруджа, Квинни.

Я закатываю глаза от его поддразнивания, но тут замечаю, что находится над нами.

Паркер замечает, что я смотрю вверх, и его взгляд переходит на зеленое лиственное растение с красными ягодами прямо над нашими головами.

Замечательно. Может ли это быть еще большим клише? На самом деле, возможно, это клише для рождественских фильмов Hallmark, просто мне повезло.

— Омела, — он ухмыляется, подходя ко мне ближе, — ты знаешь, что это значит?

Мое сердце начинает бешено колотиться. Конечно, он не имеет в виду…

Он делает еще один шаг, и я сглатываю. Мои пальцы крепче сжимают каблук туфли, а уголки губ Паркера приподнимаются в улыбке, от которой у меня вдруг слабеют колени.

— Извини, малышка Скотт, но, раз я единственный человек здесь с настоящим рождественским духом, то для меня очень важно следовать праздничным традициям. А омела? — он показывает на нее, — это одна из самых важных.

Я не могу поцеловать Паркера. Он… он лучший друг Оуэна. Не говоря уже о том, что он очень опасен для моего сердца, я не могу позволить себе воскресить старые детские чувства.

— Я…

Прежде чем я успеваю ответить, он притягивает меня к себе, накрывая своими губами мои губы и заглушает мой протест.

Паркер Грант целует меня.

Паркер Грант целует меня!

Моему мозгу требуется секунда, чтобы осознать, что это происходит на самом деле. Я вспоминаю, как мечтала об этом моменте, когда была подростком, как фантазировала о том, как он войдет в мою комнату, заключит меня в объятия и будет целовать до потери дыхания.

Его губы твердые и требовательные, но в то же время мягкие, что совершенно неожиданно. Его руки скользят по моим волосам, притягивая меня ближе к себе, а язык дразнит линию моих губ.

В этот момент мои каблуки падают на пол, разрушая чары между нами.

Паркер отрывает от меня свой рот и делает шаг назад.

Ошеломленная, я протягиваю руку, чтобы коснуться своих распухших зацелованных губ. Не могу поверить, что это только что произошло.

— Знаешь, что, Квинн? — говорит Паркер, снова сокращая расстояние между нами, — я готов поспорить с тобой, прямо здесь и сейчас, что, если ты дашь мне эти семь дней, которые ты проведешь дома, я смогу заставить тебя влюбиться в Рождество заново.

Его слова возвращают меня в детство, когда все, что было между нами, было приключением, полным веселья и игр, в которые мы любили играть и которые никогда не надоедали.

— Серьезно, Паркер? — недоверчиво говорю я.

Он пожимает плечами.

— Я знаю тебя, Квинн Скотт, и знаю, что где-то там внутри тебя живет та девочка, которая просыпалась со мной посреди ночи, чтобы посмотреть, сможем ли мы поймать Санту. Я знаю, что в тебе живет прежний дух Рождества, и, если ты дашь мне неделю, всего семь дней, пока будешь дома, я смогу заставить тебя полюбить эти вещи заново. Снова полюбить свой дом, а если не смогу, тогда займу твое место в рождественском мюзикле, о котором твоя мама рассказала всему городу, что ты будешь выступать.

Что? С ума сойти.

— Хм, в чем подвох?

Паркер качает головой.

— Никакого. Ты сможешь отдать костюм эльфа, колготки и все остальное, это… если я проиграю.

Вот это… это пари, которое я готова принять. Боже, не придется наряжаться в этот дурацкий костюм и расхаживать по сцене? Я готова на все.

Ну, практически на все. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, и это, несомненно, отчаянная мера.

Или… так и есть? Может быть, я говорю «да» только потому, что хочу залезть на Паркера, как на дерево, а с последствиями разбираться потом, но в любом случае…

— Договорились. Потому что я знаю, что нет абсолютно никаких шансов, что я когда-нибудь снова полюблю этот дурацкий праздник или возвращения домой. Все, что угодно, лишь бы не надевать этот дурацкий костюм и не участвовать в этом ужасном спектакле. Я уверена, что Дерик Майклс надевал его четыре года подряд, и сомневаюсь, что с тех пор его стирали.

Теперь будет интересно, потому что я никак не могу проиграть. Все шансы против Паркера, и мне не терпится насладиться своей победой, когда я увижу его на сцене.

— А что насчет тебя? Если выиграешь, что ты получишь? — спрашиваю я, скрещивая руки на груди.

— Если я выиграю, то ты наденешь костюм, и мне этого будет достаточно, малышка Скотт.

Он усмехается и добавляет.

— И никакого жульничества. В игре все честно, и ты должна попробовать по-настоящему. Я знаю, когда ты увиливаешь, так что никакого мошенничества.

— Договорились.

— Через неделю мы встретимся под омелой на ежегодной рождественской вечеринке твоего отца, и тогда посмотрим.