— Не знаю, Савитри. Но что-то вот тут, — я приложил ладонь к груди, — мне подсказывает, что мир изначально устроен справедливее, чем его делаем мы. Делаем, когда потакаем палачам, негодяям и предателям, не просто оставляя их жить, а возводя на престолы. И мне интуитивно кажется, что без нашего вмешательства все устроилось бы гораздо лучше. Не было бы эпохи плутовства и вымогательства, войн и катаклизмов, не было бы культа жестокости и неприятия любви. Люди сами разобрались бы, что для них лучше. Мы же поддерживаем какое-то извращенное, преступное равновесие. Не даем человечеству тех лет выйти из обезьяньего этапа развития: всё захапать, загрести под себя, поиметь; чужой — враг; кто наглее, тот и вожак. Так ведут себя обезьяны в стае, но ведь людям зачем-то дан разум, этот мощный инструмент для выполнения какой-то сложной работы, которую мы обязаны выполнить! А мы здесь самопровозгласили себя богами и вершителями человеческих судеб… Ты разве никогда об этом не думала?
Савитри опустила голову и смолчала. Я кивнул:
— Да конечно же, думала! Иначе не заводила бы этих мерзких обезьянок в ангаре, не ставила бы опыты с крысами в колесе!
Краешек ее губ слегка дрогнул улыбкой. Но и тут она ничего не сказала. А я собрался было продолжать пылкую декламацию, как тут снова прозвучал сигнал о чьем-то визите. Сорбонна радостно подскочила.
— Сидеть! Я сам!
Савитри ухватила меня за руку:
— Только не говори папе, что я тут и что вообще заходила к тебе!
Тц! Как она себе представляет вранье Варуне? Даже не собираюсь, вот еще глупость какая-то…
Это в самом деле оказался он.
— Привет, Агни.
Я посторонился, и он вошел.
— У тебя моя интриганка?
Мы заглянули за ширму, однако за столом Савитри не оказалось. Да и Сорбонна куда-то исчезла. Что-то мне это не нравится!
И не зря мне это не нравилось. Когда мы перешли в зону спальни, я чуть не споткнулся при виде того, что там творилось. И онемел.
Не знаю, когда док успела раздеться и прикинуться спящей, но успела моментально. А вот расшвырять снятую свою одежду вперемешку с откуда-то извлеченной моей Савитри явно помогала предательница-Сорбонна! Моя СБО, между прочим. Похоже, у них сговор…
Якобы проснувшись от наших голосов, девушка сладко потянулась, а покрывало едва не съехало при этом с ее груди. Савитри ухватила его в последний момент:
— О! Папа!
Теперь-то я понимаю, откуда берется древняя, как мир, присказка: она выскакивает сама собой в таких вот случаях.
— Это совсем не то, о чем вы подумали! — скороговоркой выпалил я, обернувшись к Варуне.
Учитель лишь фыркнул и прошествовал к постели.
— Жетон! — он протянул к дочери руку ладонью вверх.
Савитри насупилась, надула губы, досадливо обняла руками колени и замерла в протестующей позе.
— Я жду! — повторил Варуна.
Девушка засопела. Я стоял в сторонке, как бесплатное приложение, чувствовал себя дураком и ждал, чем же все это кончится.
— Ну что ты как маленькая? Отдай мне мой жетон, дочь, я не шучу!
Она полезла в свой браслет и отстегнула микро-жетон — накопитель информации о работе сотрудника на «Трийпуре». Мне такой выдали только вчера, перед первой настоящей циклизацией.
— Если бы не нужно было оставлять его при вылетах на станции, — признался, проходя мимо меня, Варуна, — я вживил бы его под кожу. Ты с нею держи ухо востро, — он указал большим пальцем за спину, на разобиженную дочурку. — Никто не знает, что там у нее на уме. Жду в ангаре. Через час новый цикл.
Когда он ушел, Савитри отыгралась на мне:
— Предатель!
— Он и так знал! — зачем-то начал оправдываться я.
— Уйди! Мне надо одеться!
— Да ладно, я уж постою. Могу отвернуться.
— У тебя на ширме зеркало.
Нет, ну откуда она, незрячая, это знает?
Удержавшись от колкостей, мол, не слишком-то ты переживала, когда обнажалась, я вышел в столовую зону. Одевалась она долго, не в пример тому, как все это скидывала. Ну, как известно, ломать — не строить.
Уже уходя, Савитри тихо сказала:
— Я просто не хочу, чтобы он уезжал.
Прости, понимаю, но тут я тебе помочь не в силах, как бы мне того ни хотелось. Это жизнь.
В конце рабочего дня мы с Варуной задержались в нашей каморке, и он принялся разбирать ошибки и недочеты, которые я допускал во время трех пройденных сегодня циклов и которые ему приходилось за мной корректировать. К этому времени я уже тихо ненавидел Древнюю Индию и только удивлялся, как у них хватает терпения заниматься ею изо дня в день не первый год.
— Привыкнешь. Ты еще Кубу не видел. То вообще!
Они все наперебой обещают мне, что я привыкну и стану профессионально устойчив к раздражителям. Но у меня на этот счет большие сомнения. Слишком много «но», а я так не люблю. Тут еще эта Куба, которой меня все почему-то стращают…