– Почему? – На этот раз к разочарованию примешался гнев.
Еще не вполне отдышавшись, мысленно проклиная себя, Рис перекатился на бок. За это время гроза закончилась, и в окна теперь светило солнце. Откинув одеяла, он встал, прошлепал в кухню, намочил полотенце и, вернувшись, молча смыл свое семя с ее тела.
– Прости, я не должен был этого допускать.
Джулиана подтянула одеяло к подбородку, скрывая наготу.
– Да почему, Рис? Мы всегда испытывали друг к другу чувства, и ничего бы не изменилось бы, случись все по-другому.
Он выругался себе под нос, отвернулся и натянул все еще влажные бриджи.
– Но по-другому не случилось.
– Это не наша вина. Ты не хуже меня знаешь, что нас и сейчас безумно тянет друг к другу, и все это длится больше года.
– Нет, многие месяцы ты меня ненавидела, – возразил Рис.
Джулиана потерла лоб.
– Потому что не знала правду. Но я всегда любила только тебя.
Рис запустил руку в волосы. Ему чертовски хотелось сказать ей, почему он не решился довести дело до конца, но что хорошего из этого выйдет?
– Да черт побери, Джулиана! Это ничего не меняет. Ты помолвлена, а это что-то, да значит.
Ее глаза сверкнули гневом.
– Это значило хоть что-то, когда ты целовал меня там, под деревьями? Значило хоть что-то, когда ласкал меня языком вот только сейчас?
– Да, черт побери! Это было временное помутнение рассудка.
– И тогда и сейчас?
– Да! – отозвался он бесцветным голосом.
Взгляд ее полыхал гневом, от унижения лицо ее побагровело.
– Нет, Рис. Ты просто ищешь отговорку, хотя не хуже меня знаешь, что мы значим друг для друга.
Он стиснул зубы.
– Перестань, Джулиана. Единственный раз в своей проклятой жизни я пытаюсь поступить правильно. Ты помолвлена с Мердоком.
– Но я его не люблю!
– Это просто эмоции, включи здравый смысл.
Она вскинула руку.
– Мы оба знаем, что это правда. – Джулиана беспомощно смотрела на него полными слез глазами. – Ты любишь меня, Рис?
Они смотрели друг на друга, казалось, целую вечность, но он не произнес ни слова.
Джулиана сжала зубы, надела сорочку, амазонку, встала, аккуратно расправила юбку.
– Уже не важно. Я должна вернуться в особняк. Мама волнуется.
Глава 27
Последние несколько сотен ярдов до конюшен Джулиана проделала одна. Рис на всякий случай задержался в рощице: вдруг леди Монтлейк все еще в конюшне? Риск, что герцогиня его узнает и начнет задавать множество вопросов, был слишком велик.
Впрочем, опасения оказались напрасны. Когда Джулиана на Алабастере въехала в конюшню, ее окружили люди, но ее матери среди них не было. Главный конюх тут же сообщил, что они убедили леди Монтлейк вернуться в особняк и ждать новостей там.
Первым делом мистер Херефорд отправил Генри сообщить герцогине, что ее дочь вернулась, жива-здорова, затем помог Джулиане спешиться и предложил плед.
– Как вы себя чувствуете? – спросил лорд Клейтон, который явно провел много времени под дождем, поскольку промок насквозь, как и конюхи.
– Простите, что я доставила вам столько беспокойства, – сказала Джулиана, обращаясь ко всем собравшимся сразу и плотнее закутываясь в плед. Ее захлестнуло чувство вины.
Два грума спешным порядком отвезли Джулиану в особняк и передали горничным, а те в свою очередь – с рук на руки леди Монтлейк, которая тут же уложила ее в постель, чтобы согрелась и, не дай бог, не подхватила простуду.
– Где ты была? – грозно вопросила мать, когда Джулиана забралась под одеяло.
Мэри молча сидела рядом на кровати и держала сестру за руку.
– Каталась возле озера, – спокойно, чтобы не выдать своего состояния, ответила Джулиана.
– В такую грозу? – Леди Монтлейк покачала головой, приложив ладони к щекам.
– Когда я уезжала, никакой грозы еще не было, но мне ужасно жаль, что я заставила всех волноваться.
Герцогиня не спросила, как вышло, что она не промокла, а Джулиана не имела ни малейшего желания делиться с матерью или с дорогой младшей сестренкой подробностями. Ну уж нет. Время, проведенное с Рисом, и то, что между ними произошло, останется с ней – так она решила, пока ехала к конюшням.
Сегодня он ясно дал ей понять, что никакого будущего у них нет, и разрыв с Мердоком ничего не изменит: во всяком случае, на пресловутый буфет он с ней точно не полезет. Так хочет ли она провести с ним всю оставшуюся жизнь?
Она еле сдержалась, чтобы не выпалить, что любит его: она теперь не сомневалась в этом, знала в глубине души, но наотрез отказывалась опять выложить свое сердце под нож мясника. Что, если бы она призналась, а он отверг бы ее? Как с этим жить? Еще одна ошибка может стать фатальной для нее.
Кроме того, если он не смог ничего сказать за те минуты, когда они смотрели в глаза друг другу в поисках правды, то и она не сможет. Если бы он ее вправду любил, то почему не признался, как лорд Кендалл с Фрэнсис Уортон? А Рис промолчал.
И в то же время он позаботился о ее репутации, невзирая на то, что угроза ей была столь незначительна. Господи, да понятно же, что общество будет говорить о скандале с лордом Кендаллом и мисс Уортон куда дольше, чем если бы она разорвала помолвку с Мердоком и вышла замуж за того, кто когда-то ухаживал за ней.