Пари с начальником ОВИРа

Беда только заключалась в том, что в Париже не приходится рассчитывать на южное гостеприимство. Там вряд ли, как здесь, люди знакомятся на улице и готовы незнакомого иностранца привести в свой дом, дать ему кров и украинских галушек.

22 августа

Правильно говорят: "Как волка не корми, а он все равно в лес смотрит". Так и я. Как ни хорошо мне было в Экс-ан-Провансе, хотелось в вожделенный Париж. Однако я решил, что до того неплохо было бы побывать в Марселе, поскольку я вряд ли вернусь еще на юг, ну хотя бы для того, чтобы потом рассказывать, что, дескать, был.

До Марселя тридцать восемь франков на автобусе...

А сегодня у меня последний день здесь. И я намереваюсь его провести в основном в созерцании бытия, такого мягкого и славного. Сейчас вот пойду на почту и позвоню мамочке, порадую, что уже неделю почти живу здесь прекрасно.

А начальнику ОВИРа отправлю открытку с изображением какой-нибудь прованской девицы, пусть порадуется за своего протеже.

Сказано - сделано. Пришел на почту.

И открытку отправил, и на розовом бланке написал свой московский телефон, приготовился ждать.

Ждал, наверное, целую минуту: мадемуазель извинялась, что линия перегружена. После чего соединила с мамочкой.

Уж она и плакала, и смеялась. Ну надо же, сын, ребенок, можно сказать, и сам живет за границей. Чудо!

Пушкина в этом возрасте уже убили. Причем убил его, между прочим, сын тамошнего начальника тогдашнего ОВИРа.

Потом мамочка стала рассказывать про то, как оно дома, и про собачку, и про кота, и про путч, и про звонки Нины, Тани, Маши, Наташи, Марины. Оля не звонила. Зато экстрасенсиха Глоба сказала, что путешествие мое кончится удачно и что арестуют и Лукьянова, и еще кого-то - не расслышал, и даже Горбачева.

А франки бегут-бегут...

С почты я ушел в хорошем настроении. Во-первых, потому что поговорил с домом, во-вторых, потому что вдруг понял: могу адаптироваться в любых условиях в этом страшном империалистическом мире. В этом самом мире, которым всех нас пугали с детства, как адом или картинкой Апокалипсиса, оказалось много солнца и гораздо больше искренних улыбок, чем мы привыкли считать. Я вынужден сказать банальность: правда, чтобы жить, здесь надо работать... Время, затраченное на революцию, в общий стаж здесь не засчитывается.

Решено, завтра утром я еду в Марсель, завтра же вечером возвращаюсь, и послезавтра утром прощаюсь с мадам Матреной. Отбываю в Париж.

Но может быть, не навсегда, может быть, когда-нибудь навещу еще землю Сезанна, сомневаюсь, правда, что в обозримом будущем. А вот свою милую хозяйку я с удовольствием приглашу в Москву, повожу по магазинам.

...Впрочем, судьба мадам Матрены Велли (хорошее сочетание для пародий) не так уж исключительна. История ее жизни напоминает мне другую историю.

Когда-то, много-много лет назад, жила-была в Москве молоденькая девочка-десятиклассница. Она приходила со мной, шестилетним, заниматься английским, а потом уехала сюда, во Францию, влюбившись во французского художника, того самого, который учил меня рисовать.

Ее имя Маргарита, фамилия...

Впрочем, она вспомнится, так я думал, как только я открою телефонный справочник города Парижа.

Она уехала в Париж тогда же, и мы не виделись ровно тридцать лет.

Вы скажете, что на свете не бывает чудес.

А я вам скажу, что чудеса бывают и даже очень часто.

Через полчаса за десять франков я получил ее телефон и парижский адрес. Естественно, что тотчас же зашел в кафе на радостях выпить пива и выкурить сигарету.

В кафе я намеревался обдумать, о чем я буду говорить с Маргаритой. Ведь, согласитесь, странно было бы начать телефонный разговор с вопроса: "Вы меня не узнаете?"

Но ни через два дня, ни через четыре я в Марсель не попал и в Париж не выехал. Францию постигло стихийное бедствие - на юге, как раз рядом, захватив Экс-ан-Прованс, загорелись лесные массивы. И я был на месте происшествия.

И все, что видел, регулярно заносил в записную книжку. О советских пожарных я писал. Моя повесть "Ковкость пламени" опубликована. Теперь пожарные разрешают мне даже курить в неположенном месте.

А что можно сказать про пожары здесь?

Во Франции огонь такой же горячий и пернатый, как и у нас, только тушат его здесь с помощью техники.

Познакомившись с пожарным в серебристом костюме и кое-как объяснив ему, что "журналист совьетик" хотел бы принять участие в "процессе тушения", я получил любезное разрешение и на длинной машине, похожей на дракона, с пушкой на крыше под названием "сидес" прибыл как раз к тому месту. Где меня не хватало.

Дело в том, что я очень люблю зверей, а лесной пожар вот-вот был готов перекинуться на знаменитый Прованский зоопарк.

Звери метались по своим вольерам, плакали и стонали. Водоплавающие наблюдали за стихийным бедствием из-под воды. Огонь мог отрезать выходы - и тогда все пропало. Но пожарные не дали погибнуть божьим тварям.

И хотя уже подъехали специальные люди, которые хотели усыпить зверей, чтобы прекратить их мучения, крайняя мера не понадобилась.

Во всей этой истории меня поразила оперативность следствия.