Пари (сборник)

С фигурой у меня тоже все достаточно прилично. Легкая сутуловатость и почти полное отсутствие бюста возмещаются довольно стройными и длинными ногами, которые я уже который год одеваю в хорошие американские, пусть и слегка потрепанные, джинсы. Неизменный серый, иногда бежевый свободный свитер. Ну и плевать, что не оригинально, зато удобно и не надо каждое утро размышлять над тем, что надеть. Я, кстати, себя очень даже люблю и не намерена терпеть никаких таких дискомфортов, связанных с поддерживанием привлекательного внешнего вида. Лет семь назад, находясь в Ленкином цветущем возрасте, я тоже могла часами разрисовывать себе фасад. Мне это, помнится, даже доставляло удовольствие. Стыдно сказать, но мне было в огромный кайф болтаться по улицам в мини-мини-юбчонке, ловить на себе не самые вежливые взгляды красивых и не очень мужчин и чувствовать себя неотразимо прекрасной. Тогда ни одна мозоль не могла заставить меня сменить шпильки на кроссовки, и ни один мороз не вынудил бы меня надеть вместо тонких колготок шерстяные. Но это тогда, семь лет назад. Эх Ленка, Ленка!.. Я еще раз взглянула на себя в зеркальце и осталась весьма довольна. «Третий сорт – он, знаете ли, не брак», как любит говорить моя лучшая подружка Инка. Удовлетворенно вздохнув, я залила свое удовлетворение крепким кофе без сахара и вернулась к позабытой было юной блондинистой девице, которая уже на пятнадцатой странице романа подавала определенные надежды зеленоглазому миллионеру с виллой и розовым лимузином на закуску. Класс!

– Принимай тару, – раздался со двора Федин голос. Это он так острил.

Я отложила книгу в сторону и надела умное лицо. Приехал патрон.

* * *

«Седой мужчина во фраке налил в стакан еще немного пунша и подошел к девушке. Она подняла на него свои прекрасные чистые глаза и спросила: „Вас что-то печалит, дорогой друг?“»

Мой «пушистый» старый маразматический шеф смачно прихлебывал из блюдца ромашковый чай и грустно вздыхал. Поскольку вздыхал он уже минут эдак сорок, было бы странно не понять, что мужчина явно напрашивается на сочувствие.

– Что-то случилось, Валентин Петрович? – Я оторвалась от романа и изобразила на лице повышенное внимание. – Может, еще чайку? У меня и печеньице есть. Курабье с глазурью.

– Спасибо, Ларочка, больше не хочу, – он еще раз вздохнул.

Конечно, больше не хочет. Выдул два чайника нон-стоп, и хоть бы что, а еще жалуется на почки. Если бы я столько выпила, мне пришлось бы уже забронировать местечко в помещении со странным названием «Ж», а потом еще и ночевать в обнимку с белым фаянсовым резервуаром.

– Ах, Ларочка, знаете, меня ведь увольняют, – шеф неожиданно испустил стон умирающего лебедя и закрыл лицо руками. Я почувствовала жалость и тут же мысленно отругала себя за излишнюю и недостойную меня сентиментальность (ни к чему это в моем возрасте и с моей зарплатой). При этом на лице у меня отобразилась масса различных чувств – от ужаса до безумного горя. Я бы даже и голову посыпала пеплом, благо пепельница с окурками стояла у меня под носом, но, своевременно вспомнив о том, что профилактика горячего водоснабжения в нашем районе продлится еще с неделю, ограничилась вербальным выражением своего отношения к ситуации.

– О, боже! – Мой вопль, должно быть, был слышен даже на улице. – Да как они могут вас, с вашим опытом, с вашим умом?! Столько сделать для компании – и на тебе! Какие низкие люди! Как они посмели?! И когда вы уходите?

Из всей этой длинной патетической тирады только последний вопрос имел для меня значение, поскольку с уходом моего маразматика мне по всем признакам тоже следовало собирать барахлишко. Кто это станет меня тут держать, и для каких, интересно знать, целей? Поэтому я тут же прикинула, что пора подыскивать себе тепленькое местечко. Нет, можно, конечно, было попробовать остаться, но тогда пришлось бы работать с Андреем и пахать как вол, что меня абсолютно не устраивало. Уж очень я привыкла к спокойной жизни и к ромашковому чаю. Не подумайте, что я хроническая лентяйка или неумеха какая-нибудь. Но как-то жаль было расставаться с непыльной работенкой…

– Так, когда говорите, Валентин Петрович?

– Представляете, уже через неделю. Кошмар! Ухожу, ухожу на пенсию. Буду сидеть дома с супругой и собакой. Ах, Ларочка, с моей почти юношеской энергией это не так-то просто, – мой маразматик покачивал лысиной, а его левый глаз подергивался от нервного тика.

– Какой ужас! А что же теперь будет с фирмой? Кто сможет справиться с вашими обязанностями? – Мой голос выражал неподдельный страх за будущее компании, что, несомненно, тешило его тщеславие. Пусть потешится напоследок, думала я. Ох и тяжко ему будет дома с его женой-мегерой и болонкой Мотей.

Нервный тик усилился, плавно перешел с левого глаза на правый, и я стала предусмотрительно подумывать о вызове неотложки.