Пари (сборник)

Какой там капризничать, я и пискнуть-то не могла. Достаточно ему было прижать меня к себе и прикоснуться губами к моим глазам, как система самозащиты разблокировалась и сознание поплыло-полетело куда-то к чертовой бабушке. Пока я искала, где же живет эта чертова бабушка, он каким-то образом освободился от лишней одежды (похоже, для него всякая одежда была лишней) и освободил от нее и меня. Я чувствовала его каждым кусочком кожи, каждой клеточкой. Его нежные губы на моих плечах, руках, груди. Его теплые пальцы, ласкающие мое тело. Его бедра под моими ладонями. Боже ты мой, со мной творилось что-то невероятное. В никуда испарилась язвительная и мерзопакостная Лариска, и на ее место водворилась сексуальная кошка с извращенным воображением. То, что я вытворяла, даже и описать стыдно. Слава богу, думала я, что, помимо любовных романов, иногда почитываю порнографическую литературку, похаживаю по Интернету, так что не ударю в грязь лицом. В общем, я просто позабыла про все свои надуманные принципы и стремление к здоровым партнерским отношениям и отдалась на волю провидения. В тот момент провидение звали Андреем. По всем признакам, провидению тоже нравилось заниматься со мной любовью, поскольку оно время от времени начинало часто-часто дышать, и синие глаза затягивало сладкой поволокой. А я… Я таяла. Я стала одним большим куском сливочного мороженого под лампой накаливания. Я чувствовала, что где-то у меня есть голова, тело, ноги, пальцы, но все это существует безотносительно меня. Остался только он. Остались только его руки, только его губы. В общем, чего долго расписывать и распространяться на всем известную тему. Если кому-то требуется детальное описание, его можно найти в любом белообложечном шедевре, а мне почему-то не хочется вдаваться в физиологические подробности и писать о том, как «его страстная горячая плоть слилась с источником ее наслаждения». Уж больно забавно выглядят все эти метафорки, сравнения, гиперболы и прочие стилистические приемчики. А потом, неужели вы сами не можете додумать и дофантазировать, опираясь на собственный опыт?

Я нисколечко не удивилась и не воспротивилась, ощутив, что наша опасная близость сама собой перешла в союз… чуть было не сказала сердец – нет, вовсе и не сердец, и в конце концов почти одновременно мы задохнулись в бешеном и таком желанном вихре оргазма. (Ну как? Не хуже, чем книжки в мягком переплете?) Моментальное ощущение счастья, сменяющееся чистым покоем. Наивно, банально, глупо и потрясающе, именно так оно и было…

* * *

Я лежала на спине и рассматривала грязного голубя, какающего на карнизе. «Смешно, – думала я. – Как я ни пыталась этого избежать, как ни старалась уберечься, все равно все произошло и оказалось даже лучше, чем можно было представить. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть? Сама же этого хотела, сама к этому шла и получила сполна. Вот лежи теперь и думай, что дальше».

Мне всегда было интересно посмотреть, как ведет себя мужчина на следующее утро после первой ночи любви. Можно было сразу догадаться по его поведению, чем он окажется впоследствии, и понять, стоит ли вообще с ним воспоследствовать. Но, поскольку на этот раз ночи не было, а было как раз утро, я с тревожным любопытством ждала первой фразы Андрея. В голове крутилась куча вариантов типа: «Это было великолепно», или «Ты просто чудо», или «Давай продолжим», или хотя бы «Ну вот и все, можно теперь и поспать», или что-нибудь в этом роде. Опять же он мог сделать вид, что ничего не произошло, или с отвращением швырнуть мне одежду, мол, прикройся, милая (а что, бывают и такие жутенькие экземпляры). Я ждала его первой фразы и не знала, что мне отвечать, как себя вести и что предпринять. Было просто страшно.

– Лариска, – я приподнялась на локтях.

Он стоял в дверном проеме – обернутые полотенцем бедра, капельки воды на груди, мокрые волосы. Чудо мое шотландско-сеттеровое. В этот самый момент я с ужасом поняла, что пропала, сгорела и не просто влюбилась, а люблю. По-настоящему, по-сумасшедшему, со слезами и переживаниями, с бессонными ночами и второсортными стихами.

Я поняла и испугалась до смерти, и захотелось сначала бросить все и убежать, а потом остаться и прожить это до конца, а затем просто взвыть в безнадежности и проклясть это свое неудачное и ненужное чувство.

– Лариска-крыска, ну-ка, посмотри на меня, – он осторожно присел рядом со мной и, по-детски послюнявив палец, стал что-то упорно стирать с моего лба.

– Возможно, это болячка, и ты напрасно стараешься, – пробурчала я, отстраняясь.

– Что? – не понял он.

– Ну то, что ты там трешь. Я говорю, это скорее всего прыщ, и он не стирается.

– Ничего там нету, – он убрал палец.

– Ну чего ты тогда стараешься? – Я села и натянула на себя футболку.

– А что прикажешь делать? Я хожу вокруг тебя как дурак и не знаю, с чего начать разговор, а ты пыхтишь паровозом и изображаешь из себя каменного истукана.

– А я и есть истукан. Истукан сидел в стакане, разговаривал стихами, – рифма была ужаснейшей, но ничего больше в голову не приходило.