Парящая для дракона

Не отпуская взгляда дракона, касаюсь ладонью и вижу, как ободки у зрачков становятся ярче. Не знаю, что ударяет в меня сильнее: это, или то, как стремительно он снова перехватывает мои руки. Кажется, и то и другое — от невыносимой жажды прикосновения хочется шире развести бедра, и я это делаю.

В следующий миг выгибаясь всем телом, потому что он повторяет этот трюк с бельем, на этот раз там, внизу.

— А-а-ах-х, — выдыхаю, пальцы сжимаются в кулаки, прямо под его ладонью.

Торн подается ко мне. Вплотную.

Не отпускает ни рук, ни взгляда, а те движения, от которых внутри вспыхивают искры, пламенем бегущие по телу — дразнящие, от мягких и плавных, до сильных, почти жестких, заставляют кусать губы и ерзать. Мне кажется, что сердце вот-вот выскочит из груди: особенно когда он склоняется над этой самой грудью, прихватывая губами сосок и лаская его языком в ритме откровенных движений. От легких, едва ощутимых касаний до жестких, когда хочется всхлипнуть от желания большего.

И я всхлипываю, а в следующий миг замираю. Теперь движения его пальцев раскрывающие, интимные настолько, что мне даже думать об этом страшно. Но вместе с тем настолько приятные…

Кажется, я сама не замечаю, как начинаю двигаться вместе с ним. Кусаю губы, шепчу

— То-орн…Торн…

Он поднимает голову, и холодный воздух обжигает кожу там, где только что были его губы.

— Скажи это, — говорит он. — Скажи это еще раз, Лаура.

— Что? — шепчу, снова облизывая губы. — Что я тебя хочу?

— Скажи мое имя. Так

— Тo-орн, — повторяю. И добавляю, глядя в синие, как зимняя ночь, глаза: — Хочу тебя. Сейчас.

В следующий миг в меня ударяет пламя. И одно резкое движение. Это настолько сильно и глубоко, что я кричу не от короткой сгоревшей в ледяном огне вспышки боли, а от смены сумасшедших, острых ощущений.

Ладонь Торна ложится чуть повыше ключицы, повторяя несуществующий узор харргалахт, излишки пламени втекают в его руку, и мир снова обретает четкие грани.

— Лаура, — говорит он. И хрипло повторяет. — Лаура.

Я выдыхаю. Перехватываю его ладонь, сплетая пальцы. А потом осторожно двигаюсь. Сама.

Это… остро. Еще острее слышать его рычание сквозь стиснутые зубы, а потом — чувствовать пальцы на своих бедрах. Втягивать неожиданно ставший раскаленным воздух, вздрагивать всем телом, принимая его в себя целиком. А потом — отпуская.

Цепляюсь дрожащими пальцами за сильные плечи, и он замирает.

— Больно?

— Н-н-нет, — шепчу. — Нет. Пожалуйста, не останавливайся.

Впрочем… мы вряд ли могли бы остановиться. Сейчас, когда стали единым целым, а мир раскололся на до и после. Когда каждое движение внутри отдается яркой, яростной вспышкой, на миг обжигающей — а потом протягивается наслаждением, заставляющим выгибаться, подаваться навстречу сильному, плавному ритму, отзывающемуся во всем теле нарастающей дрожью. Он чуть приподнимает мои бедра, и я всхлипываю от странной вспышки удовольствия. Сильнее сжимаю пальцы на его плечах.

Еще сильнее.

Еще…

Еще!

От дикого, ни с чем не сравнимого наслаждения, волной сладких спазмов прокатывающихся по телу, во мне дрожит каждая клеточка. Впрочем, возможно, я дрожу от вонзающегося в меня темного взгляда и яростного рычания мне в губы. Или от той пульсации, которая на каком-то горячем движении исходит уже от него. И снова становится моей.

В тот миг, когда это происходит, я широко распахиваю глаза, и, кажется, все-таки падаю. В него. В покрывало, в сугроб, гораздо глубже и ярче, чем я то себе представляла, содрогаясь всем телом на пределе удовольствия и бешено бьющегося сердца.

В сильные руки Торна, который подхватывает меня и прижимает к себе.

Глава 28

Мы лежим вдвоем, в этом сугробе. То есть в покрывале: Торн прижимает меня к себе, моя нога поверх его бедра, и чувство этой откровенной интимной наполненности снова пробуждает легкую пульсацию. Которая сменяется легкой тянущей болью, когда он подается назад.

— Все хорошо? — спрашивает дракон, когда я морщусь.

— Ага.

— Ага?

— Да, — мне хочется сдвинуть ноги, потому что теперь там немного больно, и он делает это за меня.

То есть подтягивает поближе к себе, заворачивает в покрывало и гладит по спине. Я вздыхаю. Наверное, это лучший первый раз, который только можно себе представить, и мне хочется ему об этом сказать.

— Ты лучший, — говорю я, глядя ему в глаза. — В смысле… мне было так хорошо…

Он продолжает на меня смотреть, и под этим взглядом продолжать становится нереально, поэтому я поворачиваюсь в его руках, прижимаюсь к нему спиной, чувствуя себя такой счастливой, воздушной и легкой, как никогда раньше. Наверное, если бы он меня не держал, я бы взлетела под потолок вместе с сугробом. То есть с покрывалом.

Вот это я и называю — парить.

— Спряталась? — судя по голосу, Торн улыбается.

— Что? Нет!

— Тогда почему отвернулась?

— А почему ты так смотрел?

— Потому что мне нравится на тебя смотреть, Лаура.

Теперь его рука накрывает мою грудь, и я закусываю губу. От сладкого импульса там, где ладонь касается чувствительной вершинки, в самом ниву живота становится горячо.

— Не уверена, что меня хватит на второй раз.

— Нет?

Ладонь скользит по моему животу и ниже.