Парящая для дракона. Книга 3

— Мне — нет. Мне нужны причины, чтобы не доверять кому-то. Чтобы понять, почему я не могу попросить этого человека… прости, иртхана, себе в наставники. Причины, Торн, а не ответы в стиле: «Моя ледяная драконья задница так изволит». В противном случае я могу решить, что мы вернулись к тому, от чего ушли, и что нам просто наплевать на наши договоренности. Надеюсь, что это не так.

Вряд ли камину под силу справиться с тем, как резко холодает в комнате.

— Ты играешь с огнем.

— Скорее, со льдом. А ты говоришь, как киношный злодей.

Собиравшийся продолжать Торн на мгновение замолкает, зато я точно больше молчать не намерена.

— Когда я была в Рагране, Арден был единственным, кто говорил со мной нормально. Единственным, кто не имел каких-то скрытых мотивов и не рычал на меня так, что мне грозило родить прямо сейчас. Он рассказал мне обо всем, что меня ждет. Честно. К сожалению, я его не послушала. Арден просил меня вернуться в Ферверн, говорил, что только здесь я буду в безопасности. Именно поэтому я хочу в наставники его, Торн. Потому что ему я верю. И считаю, что Льдинка будет в безопасности только с ним. Как я уже сказала, безопасность моей дочери — превыше всего. Поэтому если у тебя есть аргументы, по которым мне не стоит ему доверять, я их внимательно слушаю.

Нас тоже внимательно слушают. Двое. Две пары глаз уставились на нас — Гринни и Верраж сидят бок о бок и сопят. Даже не представляю, сколько им придется так сидеть, а мне так стоять, но ничего. Я терпеливая.

Подожду.

Зрачки Торна едва уловимо подергиваются, заостряясь кверху и книзу, но звериными так и не становятся. Наконец, он произносит:

— Арден в тюрьме.

— Я знаю.

Когда я просила в его наставники, я не задумывалась о том, что буду говорить. Но вот что удивительно — слова приходят сами собой.

— Откуда? — голос Торна становится еще холоднее.

«От дракона», — хочется сказать мне. Вместо этого я отвечаю:

— Мне звонил отец Эллегрин Рэгстерн. Просил передать, что его дочь очень встревожена по этому поводу, и что я должна сделать все, что от меня зависит, чтобы заставить тебя передумать. Именно в тот момент я тебя набрала, Торн.

— Ты звонила мне, чтобы просить за него?

— Да.

Его зрачки все-таки вытягиваются в вертикаль, и в этот момент Гринни с Верражем пригибаются к полу, а у меня по коже прокатывается пламя. Знакомое пламя, только с утроенной силой, и что-то с не менее яростной силой отзывается на это пламя внутри.

— Он отказался выполнить мой приказ.

— Какой?

— Это не имеет значения. Тот, кто не подчиняется приказам, будучи на военной службе, потенциально опасен.

— Еще как имеет, Торн. Жизнь — это не военная служба, и мы не на войне. Но ты, видимо, считаешь, что все только и обязаны делать, что исполнять твои приказы, — слова срываются с губ — видимо, той самой силой, что швыряет меня к нему. Я приближаюсь почти вплотную, обжигаясь о лед его глаз. — Но это так не работает.

— А как это работает? — «Р» получается рычащей, возможно, именно поэтому внутри тоже рождается рычание. Рычание, а еще желание сократить оставшийся между нами минимум на уровне тел и огней. За несколько мгновений до этого я просто отступаю назад.

— По-разному, — говорю я. — У всех по-разному, Торн. В разговорах. В компромиссах. В откровенности.

Стягиваю пальто и бросаю его поверх покрывала на кровать.

— Попробуй. Тебе понравится.

Не дожидаясь ответа, обхожу его и направляюсь к двери. Оборачиваюсь только чтобы сказать:

— Мне нужен Арден. Больше я никого не приму.

На этот раз он не пытается меня остановить, до комнаты, которая должна была стать моей, меня провожают мергхандары, и там же я принимаю душ. Смываю с себя все напряжение последнего времени, а вместе с ним — остатки жалящего кожу ледяного пламени. Свое (или Льдинкино, или наше) я смыть не могу, поэтому оно бьется внутри. Прислонившись к дверям душевой кабины, кладу руки на живот:

— Давай не будем так остро реагировать на твоего папу. Иначе ничем хорошим это не кончится.

Кому я это говорю?

Ей? Или себе?

Чтобы выиграть немного времени, вытираю волосы полотенцем. Кажется, я вытираю их столько, что можно уже не сушить, но потом все равно сушу. Когда они начинают разлетаться в стороны от теплого воздуха, выключаю фен, заворачиваюсь в халат и возвращаюсь в комнату.

Торн по-прежнему там, а вот зверей нет.

— Их увели на прогулку, — комментирует он, а потом протягивает мне электронный браслет. — Медицинский. Снимать его не стоит, он будет отслеживать колебания твоего пламени на протяжении всей беременности.

«Колебания пламени» и «на протяжении всей беременности» очень хорошо возвращают в реальность. Первое — потому что я никак не могу привыкнуть к тому, что у меня есть пламя, а у него есть колебания, второе — потому что это четко обозначает: на время беременности ему есть до меня дело, потом я могу хоть самозаморозиться.

К счастью, я слишком устала, чтобы об этом думать, а тем более чтобы по этому поводу переживать.

— Так и будешь здесь стоять? — интересуюсь у Торна, который отвернулся к окну.

— Да.

— Тогда доброй ночи.