– Почистить нужно как следует, – пробормотал мистер Бандль.
Пэтси бедром толкнула дверь и занесла поднос в комнату, где лежал Лес в приятном окружении журналов, газет и тарелок с фруктами, отчетов фирмы и сложенного номера "Уолл-стрит джорнал". Он взглянул на нее – лицо у него было исхудавшим и небритым.
– Что это?
– Твой завтрак. Подсушенные тосты, брынза, апельсиновый сок.
– И это ты называешь завтраком? Брынзу?
Пэтси поставила поднос на прикроватный столик.
– Твоему желудку нужно что-нибудь помягче.
– О да, я знаю.., но… Боже, как насчет яичницы или чего-то в этом роде?
– Съешь это, и посмотрим, как ты себя будешь чувствовать. Через полчаса я должна встретиться с доктором Лаутербахом. Если, когда я вернусь, с твоим желудком будет все в порядке, я сделаю тебе яичницу.
– Я чувствую слабость.
– Ты и выглядишь неважно, – сказала Пэтси. Она села в кресло и оперлась локтями о колени, внимательно разглядывая Леса. – Если честно, ты выглядишь ужасно.
– Ты и сама выглядишь не лучше, – автоматически отозвался Лес, но в этом была и доля правды. Пэтси выглядела усталой – безнадежно усталой, как сказал бы более чувствительный, чем Лес, человек.
– С чего бы мне хорошо выглядеть? Я и чувствую себя очень плохо. И это никакой не грипп, Лес. Может, я должна сказать тебе, что думаю по этому поводу?
– Но ведь я болен, – возразил Лес. – Полгорода подцепило этот грипп.
– Я не имею в виду грипп. Я имею в виду наш брак.
Лес вырвал листок из блокнота, который валялся рядом с ним в постели, и медленно начал рвать его на мелкие кусочки.
– Вот и пример того, что я имею в виду. Ты даже не хочешь посмотреть на меня.
Лес отбросил клочки в сторону и устало поглядел на Пэтси.
– Дело в том, что мы словно вообще не женаты.
– Нет?
– У меня муж, который не разговаривает со мной, не хочет ничего делать вместе и вспоминает, что у него есть жена, лишь когда он болен настолько, что обделывается в штаны. По-моему, это не слишком напоминает нормальный брак.
– Я не согласен с тобой.
– По-твоему, это выглядит не так? Разве мы вместе делим все жизненные трудности? Мы ближе всего друг другу; когда ты прикидываешь, куда бы меня стукнуть. Тебе это нравится больше, чем заниматься любовью. Сам знаешь, что это правда. Ты охотнее бьешь меня, чем ласкаешь.
– О Боже, ты все валишь на меня. И хорошенькое же время ты выбрала – когда я настолько слаб, что не могу выбраться из постели.
Пэтси против своей воли начала раздражаться.
– Что толку обвинять тебя. Ты же все равно не поймешь.
Я не понимаю, зачем нам продолжать жить вместе!
– Ты не любишь меня? – спросил Лес.
– Я не знаю. С твоей стороны я особой любви не чувствую.
– Черт тебя побери, я же болен! – заорал Лес.
Пэтси поглядела на часы.
– О да, я знаю, ты идешь к этому Лаутербаху. Пойди, расскажи ему, какой я никуда не годный, а он тебе скажет, что ты должна меня оставить. Он тебя и за руки подержит, пока будет уговаривать.
– Я должна идти, – сказала Пэтси и встала.
– Напомни этому парню, откуда приходят деньги, – сказал Лес, приподнимаясь на локте и сбрасывая на поднос всю деловую переписку, – увидишь, как он быстро решит, что я все-таки на что-то годен.
– До свидания, – сказала Пэтси и пошла к двери.
– До свидания? Какого свидания? Ты просто уходишь, и все? – мрачно улыбаясь, спросил Лес.
– Не знаю, – почти закричала Пэтси, – но, по крайней мере, если я уйду, я не буду видеть, как ты угрожаешь оружием полицейским!
Лес тоже собирался повысить голос, но сдержался.
– Ты знаешь, почему это случилось.
– Да уж лучше, чем ты, – Пэтси закрыла двери и быстро спустилась по лестнице. Лес еще что-то выкрикивал, но она не обращала на него внимания. Пятнадцать минут спустя она медленно ехала по Мэйн-стрит в поисках места для парковки.
Вообще-то, Пэтси видела доктора Карла Лаутербаха только раз. Он консультировал в той же клинике, где была приемная Рена Ван Хорна. Когда Пэтси пришла сюда в первый раз, она долго ходила поблизости, не решаясь зайти, – сколько всего из своей обыденной жизни она сможет рассказать врачу? И насколько это поможет ей?
Пэтси словно увидела со стороны, как врач, точно часовщик, копается в ее мозгу.
Наконец она все же зашла в здание и взглянула на табличку на широкой дубовой двери. Она все еще имела в запасе пятнадцать минут. Так что она устроилась в приемной, и медсестра за конторкой улыбнулась ей. Казалось, она провела бездну времени, внимательно разглядывая сложенные на коленях руки.
На две минуты раньше назначенного времени низенький бородатый человек с суровым лицом отворил дверь кабинета и назвал ее имя. Он был примерно ее возраста, и Пэтси подумала, что, может, и моложе, несмотря на то что между бровями у него были глубокие складки.
– Прошу, – сказал он, проводя ее в комнату и сажая на кушетку.
– Я не хочу лежать, – сказала она. – Я хотела бы сесть.
В кресло.
– Куда хотите. Но я бы предпочел, чтобы вы воспользовались кушеткой.
Пэтси уселась на стул рядом с его столом.
– Почему вы хотели меня видеть? – спросил доктор Лаутербах.
– Я несчастлива! – выпалила она.