Пария

Мы шли еще примерно час и не произносили ни слова. Под дождем одежда прилипала к телу. Город выглядел пустым, большинство жителей прятались по домам от ливня. Казалось, все огни были погашены и беспорядочное нагромождение каменных зданий убрано прочь, чтобы освободить сцену для утреннего действа и новой группы актеров, играющих новые роли.

Лайтберн перевел меня через Лунар-Стрит, большой бульвар, пересекавший район Парасхой, и мы двинулись дальше, в сторону У`гольников. Мы с ним дали большого крюка по окрестностям. Деревья за черной оградой Парка Парасхой перешептывались под рущащимися сверху струями ливня.

— Ну вот. Пришли, — произнес он.

Мы пересекли широкую магистраль, миновали пару магазинов или складов, чьи окна были плотно закрыты ставнями, и освещенную изнутри таверну. На противоположной стороне мощеного двора располагалось большое старинное здание. Оно было построено в классическом Орфеанском стиле, с колоннами и портиком. Окна на фасаде выполняли лишь декоративную функцию. Здание, казалось, уже давно было заброшено. Слои затвердевшей грязи и длинные цепи наглухо запечатывали двери. Это было мертвое место. Оно походило на закрытую коробку, скрывающую неизвестное содержимое.

— Это здесь? — не поняла я.

Он кивнул и мы направились к дверям, поднялись по выщербленным ступеням и прошли под портиком. С каменного бордюра падали капли дождя. Пахло сыростью и тряпьем, из которого бездомные нищие обычно устраивают себе гнезда для ночлега.

Лайтберн подошел к дверям и снял ржавые цепи, накрученные на ручки. Потом уперся плечом в одну из дверей и начал толкать, пока постепенно она не открылась настолько, что мы смогли пробраться в образовавшуюся щель.

Когда-то здесь было госпиталь — больница, где проходили практику ученики Колледж Медикае. Она была закрыта уже около шестидесяти лет. Мы прошли по мрачной прихожей и оказались в огромном помещении с плиточным полом, заваленном старыми, покрытыми плесенью книгами и разрозненными страницами из историй болезни. Две обширные стены были сплошь увешаны тысячами групповых пиктов, каждый из которых изображал выпуск студентов-медиков. От пыли и грязи на пиктах уже невозможно было различить ни одного лица. Рядом громоздились три кучи сваленных друг на друга отсыревших, гниющих стульев. Возможно, здесь было что-то вроде зала для посетителей, или общая аудитория, в которой студенты собирались во время вручения дипломов.

Лайтберн прошел вдоль стены, считая стоявшие там каменные урны. Дойдя до четвертой, он сунул руку внутрь и извлек маленький прибор слежения.

— Так она узнает, что мы здесь, — произнес он и включил прибор. На его поверхности взволнованно замигал маленький зеленый огонек.

— И долго нам ждать? — спросила я.

— Теперь я знаю не больше твоего, — ответил он.

Мы ждали. Здесь было неприятно темно и сыро. Я слышала, как дождь барабанит по крыше и более отчетливое постукивание, с которым капли воды падали внутрь помещения сквозь трещины в черепице. Я думала, сколько жизней было спасено в этом здании за долгие века. Сколько медиков здесь обучили и выпустили в мир? И скольким людям они помогли, позволив им идти по жизни дальше, чтобы защищать и менять к лучшему Империум?

Я думала, что, невзирая на старческую немощь и упадок, это здание, возможно, спасет и мою жизнь.

Я думала, что скажу Мэм Мордаунт, когда она появится здесь. Я думала, кто еще из Зоны Дня смог спастись в ту ужасную ночь. Я обнаружила, что по-настоящему взволнована мыслью о том, что увижу их снова. Они были моей жизнью — жизнью, в которой все было понятно. Я спрашивала себя, были ли это обычные дружеские чувства, воспоминание об обещании безопасности, которому я доверяла так долго. Или это была коварная уловка Когнитэ, призванная вернуть к жизни мою верность, пока я ожидала встречи с ними?

Неужели во мне действительно было столько от Когнитэ? Или такова была глубинная суть моей натуры? Несмотря на все мои попытки уверить себя в обратном, я чувствовала, что едва ли смогу легко отказаться от этих чувств, когда придет время.

Но у меня, вне всякого сомнения, были кое-какие козыри, благодаря которым я могла представлять некоторую ценность для Когнитэ. Я была полезным активом. Я могла рассказать им как минимум о двух операциях Инквизиции, сообщить о некоторых особенностях их личного состава и их планах, кроме того я могла поведать о Блэкуордсе, об Экклезиархии и их крайне неблагоразумном союзе с Космодесантниками Хаоса, об Элаис Каторз, бывшей Гло, ее потустороннем доме на границе миров и злодейских замыслах Детей Императора.

Во время моего бегства, моей Хаджры, во время моего импровизированного возвращения назад, к предыдущим заданиям и прежним ролям я узнала много всего, что могла бы использовать как рычаг воздействия, чтобы обеспечить собственную безопасность.

Я прошлась по помещению. Лайтберн не спускал с меня глаз. Он, похоже, тоже нервничал.