Было утро. Дым стлался над пустырем. Между девятиэтажками всходило огромное красное солнце. Возле штакетника, сразу за калиткой, валялся самодельный плакат: «Лучше склероз, чем такая Память». Скорее всего, вчера опять состоялся санкционированный митинг и кто-то, возвращаясь, подбросил плакат под его калитку.
А с плакатом и окурок, подумал он.
Домик горел.
Стоило Алехину вырваться из окна, как огонь, будто обрадовавшись, рванул выше стропил. Искры полетели к окнам девятиэтажек.
Прибывшие пожарники мало чем помогли. Один, правда, успел сорвать с веревки ветровку Алехина.
— Смотри, высохла, — сказал он, возвращая вещь хозяину, а кто-то притащил валявшийся под окном портфель.
— Твой?
— Мой, — хмуро кивнул Алехин.
— Документики, небось, а?
— Документики.
— Ну так бери, чего валяются?
Алехин взял.
Тоской, неясностью несло от пожарища.
VII
Впоследствии Алехин не мог подробно восстановить, как он провел тот день.
Провел и провел.
Метелки из Госстраха проявили себя с самой лучшей стороны: они и сочувствовали, и помогали. Зоя Федоровна сразу сказала: — Даем Алехину три дня без содержания. Как погорельцу.
Метелки дружно набросились на заведующую, в конце концов решено было проставить Алехину рабочие дни. Как погорельцу. Метелки же бегали в горисполком, выбивая Алехину гостиницу. Они же его туда и вселили. Хороший светлый номер.
— Ты ложись и спи, — сказала метелка Ася.
Похоже, про себя она сочиняла какой-то стишок. Может, трагический.
Зато в гостиницу Алехину позвонила Вера.
— Ужас какой, Алехин. Я гляжу в окно, а там дым и деревья обгорелые. У тебя что, все сгорело?
— Все, — сказал он просто, нисколько не рисуясь. — Ветровку спасли и портфель с документами.
— А у меня вода с потолка так и течет, — утешила его Вера. — Я всех верхних соседей обежала. Не должно течь, а она течет.
— Ты же сантехников вызывала.
— Вот и жду. День взяла без содержания.
— В перекрытиях, наверное, скопилась вода.
Алехин говорил с Верой серьезно, он не набивался к ней в гости (как погорелец), она это сразу почувствовала. Он не хотел, чтобы Вера путала его с теми типами, что в любой ситуации умеют лишь говорить: «Цыпа!» — и хватать женщину за крутой бок. Он, Алехин, хотел с Верой совсем по-другому. Крутой бок он держал как бы в уме.
Положив трубку, он задумался.
Он явно чего-то недопонимал, в его жизнь явно вторглось что-то серьезное. Забравшись с ногами на кровать, он попытался как-то проанализировать случившееся. Все сгорело, но ведь все было застраховано. Разве это его тревожит? Дела что-то не клеятся, но ведь вот Вера позвонила. Сама. Разве это его тревожит?
И понял. Рак! Рак Авва! Говорящая электронная игрушка, которую ему дали за так и на время.
Он задохнулся от возмущения: теперь от Заратустры и от его корешей не отобьешься. Сколько мог стоить этот рак?
— Тебе не рассчитаться, — услышал он знакомый голос. Но если вчера этот голос его пугал, сейчас он услышал его чуть ли не с облегчением.
На тумбочке в трех шагах от него лежала желтая книжечка «К сведению проживающих». Здесь же стоял графин с водой, а из-за графина тянулись на стебельках черные, как бусинки, умные глаза рака Аввы.
— Как это ты вылез из огня?
— Из огня? — рак любовно пошевелил сразу всеми усиками, клешнями и псевдоподиями. Похоже, он был устроен надежно. И еще, похоже, так и не научился понимать все слова. По крайней мере, слово «огонь» вогнало его в задумчивость. Он не сразу понял, о чем речь, но все же понял:
— А-а-а, это ты так называешь процесс окисления. Там все окислилось, — заметил он с глубоким удовлетворением, — и металл, и дерево, и пластмасса, и ткани. — Его глаза с интересом обшаривали гостиничный номер, хотя ничего необычного в нем не наблюдалось. Кресло, кровать, стол, телефон, на стене картина Шишкина — зеленого периода, с кучей медвежат, но почему-то без взрослой медведицы.
— Я много не дам, — загадочно произнес рак, — но свое ты получишь.
Алехин пожал плечами.
Игрушка игрушкой, но показалось ему, за раком стоит нечто безмерно огромное. Если бы против Алехина стояли сейчас все танки всех государств, если бы орудия и ракеты всех государств были бы сейчас направлены против него, все равно это было бы что-то меньшее, чем то, что он ощущал.
— Встряхнись, — задорно предложил рак. — Докажи им всем, что они козлы.
— Чего это? — совсем растерялся Алехин.
— «Чего это»! — передразнил рак, кстати очень умело. — Домик у тебя сожгли, квартиры никто не предлагает, Вера тебе не верит, да еще математик Н., небось, подаст на тебя в суд, ты ведь уничтожил его приборы. Сам подумай, кто к тебе относится со всей душой? Милиционер Евченко? — он понял, что перепутал что-то, и исправил себя: — Милиционер Светлаев? Или твоя Зоя Федоровна? Да плевать им на тебя, они своим заняты, ты им как бы для утешения, не больше. Сам, небось, чувствуешь. Докажи, что ты стоишь большего.
— Я и собираюсь это сделать.