ПАРИКМАХЕРСКИЕ РЕБЯТА. Сборник остросюжетной фантастики

С Верой как хорошо складывалось поначалу. Как увидел в приемной у Первого, в тот же день позвонил из автомата. Он таких раньше не встречал. Лицо овальное, гладкое, волосы волнистые, глаза лесные, зеленые. И Вера его отметила, выделила из толпы. Он понимал, у него домик частный, деревянный, на снос, но зато в центре города, с садиком в три дерева, перспективный. Алехин Веру за руку брал, издали показывал свой домик. «Ой, я его каждый день из окна вижу!» Вера жила в девятиэтажке напротив. Он смутился. Домик посреди пустыря, деревянный туалет как на ладони, значит, она и его каждый день видит? Сказал: давай зайдем, у меня кофе есть. Маулийский. Насчет маулийского он приврал, не знал даже, есть ли такая страна, но Вера все равно не пошла к нему — из всех окон видно.

И не врал он Вере. Начал рассказывать: вот я, агент, а она его перебила. Ладошку прижала к его губам: что ты, что ты, Алехин! Не надо говорить! Я же понимаю! Сама видела, как смело ты к Первому шел!

Черт знает что она там себе придумала. А он не врал, совсем не хотел врать, не видел ничего плохого в своей работе. Агент Госстраха. Неплохо зарабатывает. Интересные клиенты. Один математик Н. чего стоит. А Вера как узнала — Госстрах — в слезы. Я думала, ты правда агент. Я тебя жалела, а ты мне врал!

Срок дала. Испытательный. Вот месяц веди себя правдиво, Алехин, сам увидишь, какой интересной станет жизнь.

А что интересного? Не приврешь, не проживешь. Он иногда звонил: Вера, я последний романтик. Она откликалась: ты самый последний враль. Одно одобряла: Алехин читал серьезную литературу. Вера считала, все эти Стругацкие да Прашкевичи, Штерны да Пикули, они до добра не приведут. Увидела у него однажды книжку, он ее к букинистам нес.

Это что? Пришвин? Какой молодец, Алехин. Пришвин правдиво пишет.

А в книжке, он заглядывал, про зайчиков, как снег падает с ветки, какие 183 ветры где дуют и прочая дребедень. Но книжку после того разговора сдавать не стал. Иногда говорил: я вот читал у Пришвина… Вера радовалась.

Дала срок. Испытательный.

Насчет совсем уж правдиво жить, это он сразу знал — идеализация.

Нельзя не приврать, хотя бы для красоты. К тому же сразу пошла непруха. Потерял кошелек с зарплатой. Пикетчики с пустыря (там часто проводились митинги) чуть не сломали его деревянный туалет. Потом в садик на три его дерева опустился НЛО. Сержант Светлаев, милиционер, сам его видел. Большой серебрящийся шар, лучи пускает, движется как хочет — ночью медленно сел на деревья Алехина и серебрился чуть ли не пятнадцать минут. Но милицейский патруль, вызванный Светлаевым, запоздал — НЛО спугнули какие-то полуночники.

Сам Алехин ничего такого не видел, спал. Ему летом страшно надоели митинги. Соберутся на пустыре человек триста и давай орать в мегафоны. Один: как жить без памяти? Другой: лучше склероз, чем такая память! Один: долой Катунскую ГЭС! Четвертый: наш генофонд нуждается в восстановлении!

Про генофонд говорил маленький, рыжий, злой. Видно, сам до времени раскидал свой генофонд по всей популяции, теперь тревожится, требует: освободим угнетенных женщин, вернем наших женщин к домашнему очагу! Алехин ярко представлял себе гигантский очаг, дровишки трещат, вокруг освобожденные женщины, Вера в халатике… И входит этот маленький, рыжий…

Нет уж, обойдемся без общего очага. Гораздо интереснее поговорить с математиком Н. Тот как услышал про НЛО, привез на грузовичке безобразный, отталкивающего вида прибор — вроде гранатомета, в датчиках, с экраном. По экрану бегают зеленые кривые. Алехин подошел — кривые зашкалило. Математик Н. чрезвычайно оживился. Губы толстые, стрижен коротко, ловит за плечо: вам сны снятся? У вас дома шкафы не падают? Вас чувство неуверенности не мучает? Ночью не слышите голоса? И так далее. Известно, математик. Алехин его хорошо знал, сам страховал его имущество. И на прибор покивал:

— Застрахован?

— Зачем? — удивился математик. — Мы эти приборы берем в ремонт, неделю ремонтируем, потом сами полгода пользуемся. В договоре, понятно, указываем не неделю на ремонт, а полгода. Тем и живем. Зачем его страховать?

— Так побьют же. Или утащат. Митинги рядом, а народ всякий.

Алехин не преувеличивал. Митинг митингом, набросают окурков, бумаг, плакатов — это еще ничего. Настоящее хулиганье появилось. Неделю назад его, Алехина, трое встретили в переулке. Этот переулок перекрыт лужей, заперт высокими заборами — за ними стройка, но когда Алехин возвращается с работы, это самый короткий путь. Вот те трое его и встретили в переулке: Заратустра Намаганов в мохнатой кепке, Вий в телогрейке и этот длинноволосый с подбабахом.

Алехин не маленький, на четвертый десяток повалило, знает: попросили закурить — не останавливайся, прибавь шаг. А тут даже не закурить попросили, а сунули под нос что-то вроде игрушки: возьми, дескать, недорого, всего четвертная.