Следующий день я провел согласно намеченному вчера плану. За учителем немецкого языка я отправился на другой конец города, чтобы ненароком не столкнуться с ним потом где-нибудь на улице. Выйдя из автобуса, я направился в общеобразовательную школу.
Учителем оказалась строгая дама в очках, которые в сочетании с громоздкой прической добавляли ей лишние лет десять.
— Роза Михайловна, — обратился я к ней, предварительно выяснив ее имя у школьников.
— Вы чей-то отец? — Щурясь, она наблюдала за мной поверх очков.
Я прошел через класс к ее столу.
— Нет, и даже не брат, — сказал я и располагающе улыбнулся. — Я к вам как к лучшему специалисту немецкого языка в нашем районе. — Отметив заинтересованность, продолжил: — Вы не могли бы перевести мне некоторые записи? — При этих словах я достал из внутреннего кармана блокнот.
— А вы кто? — нахмурилась она. В ее голосе явственно послышалось подозрение.
«С удостоверением вышло бы проще», — посетовал про себя я, а вслух сказал, что являюсь практикантом-журналистом, пытающимся написать статью и удивить редактора газеты.
— И из какой вы газеты? — От удивления ее брови поползли вверх.
— Пока еще не из какой. Но мечтаю работать в «Комсомольской правде», — признался я, приняв мечтательный вид. — Вы мне поможете? — спросил я с надрывом.
— Да, конечно, — растерялась она от моего напора, вновь усаживаясь на свое место.
Окрыленный, я пристроился на стоящую рядом парту и протянул ей блокнот.
— Это любовные письма, — через какое-то время сообщила мне она. — Писал мужчина.
— И что в них? — подобрался я.
— Сейчас напишу. — Она подвинула к себе листок бумаги и застрочила, а я напряженно за ней наблюдал.
— Это письма военнопленного? — отвлеклась от перевода Роза Михайловна, она смотрела на меня вопросительно.
— Не знаю, мне как раз и нужно это выяснить, — разведя руками, объяснился я.
— Он ее очень любил, — вздохнула она, о чем-то задумалась и вновь углубилась в чтение. — Точно военнопленный, — заключила она. — Он пишет, что его семья живет в Мюнхене и что там будут рады как ей, так и детям. Он умоляет ее не отчаиваться, ждать его. «Твой Альберт» — с придыханием зачитала она вслух. — Это так романтично. — Ее затуманенный взгляд устремился вдаль.
— Да, пожалуй, хорошая статья получится, — покивал я.
Из школы я вышел задумчивым. Если папаша Альберта так любил Марту, то почему не забрал с собой? Вернувшись в Германию, чувства поостыли, он встретил другую, а о русской семье предпочел забыть? Или погиб?
Предстояло выяснить, что произошло с Альбертом Взидрицем. Но, как это сделать, я пока не представлял. Не мог же я в посольство ФРГ завалиться, меня еще на подступах сотрудники КГБ примут. Надо думать, наводить справки, где такую информацию можно получить, не подставляясь.
От первого секретаря областного комитета КПСС Мохов вернулся в расстроенных чувствах. Туда его притащил начальник городского УВД. Именно поэтому основной удар при разборе полетов пришелся по начальнику РОВД. Вменили ему ни много ни мало плохую организацию работы отдела милиции.
— Не осуществлял надлежащий надзор за лицами, освобожденными из мест лишения свободы, и плохо организовал работу по учету находящихся в розыске лиц. Допустил совершение на вверенной ему территории особо тяжкого преступления. Не обеспечил розыск и задержание преступников по горячим следам и дал им скрыться с места преступления. — Обличительные слова начальника областного УВД все еще звенели у него в ушах.
На момент совещания уже были установлены личности двоих из трех совершивших разбойное нападение. Некто Дьяков, которого подстрелил их следователь, как выяснилось, находился в общесоюзном розыске. В их город он по версии следствия приехал к проживающему здесь Чемезову, с которым они вместе отбывали срок. Видимо, хотел у него отсидеться. Чемезов освободился из мест не столь отдаленных всего несколько месяцев назад и, как назло, осел именно в Индустриальном районе города. Кто был третьим, выяснить пока не удалось. Дьяков скончался на операционном столе, а Чемезов подался в бега.
Закурив, Мохов посмотрел на сидящего справа от него за столом Лусенко. Тот выглядел не лучшим образом, задумавшись, мял пальцами сигарету, на стол сыпался табак. По нему тоже лихо прошлись, но уже в управлении. Ведь именно он возглавлял в отделе уголовный розыск.
В дверь постучали, и в кабинет вошел Головачев.
— Вызывали, товарищ полковник? — застыл тот на пороге, пытаясь совместить несовместимое — изображая нерешительность вкупе со служебным рвением.
— Заходи, — оторвавшись от своих нерадостных мыслей, хмуро откликнулся Мохов. — Кури, если хочешь. — Он подвинул к начальнику следствия пепельницу.
Головачев, заняв свое обычное место, не преминул воспользоваться предложением.