Париж 1914 (темпы операций)

Высшим «контуром мышления», проявления которого удается проследить в системе «война», является нейрогенетический контур, уровень коллективного бессознательного. Механизмом воздействия полей этого контура на действительность являются «законы серии»: нейрогенетические процессы претворяют себя в текущую Реальность через последовательные совпадения.

По сути дела, здесь тоже идет речь о модификации вероятностей, но — в огромных пределах. Потому сознательное управление случайностями делает операцию «сверхтекучей»: трение Клаузевица строго равно нулю, операция развивается свободно, все, включенные в ее орбиту ресурсы, валентны.

В современной военной истории случаи использования нейрогенетических механизмов редки и носят, по существу, негативный характер. (Так, перед сражением у атолла Мидуэй, И.Ямамото не обратил внимания на длинную серию неблагоприятных предзнаменований.) В древности к «закону серии» относились очень серьезно. «Любимцы богов», такие, как Юлий Цезарь, едва ли не сознательно создавали — а затем реализовывали — «счастливые серии».

На данном структурном уровне можно предложить последнее частное определение темпа: выигрыш темпа есть мера управления случайными событиями.

IV. Выводы: темп, как квантовомеханический оператор

Итак, мы рассмотрели ряд понятий, так или иначе, семантически связанных с метафорой «темп операции». Все они оказались связанными либо с обобщенной кинетической энергией операции (скорость, изменение внутреннего времени, обратная динамическая связность) либо с ее обобщенным потенциалом (запасенный ресурс в любой форме: маневр, время, пространство, в т. ч. пространство решений, полезная работа, вероятность, хаос). На первый взгляд, несколько особняком стоит одиннадцатое определение — темп, как мера управления случайными событиями, но, в действительности, речь здесь идет просто о преодолении «трения Клаузевица», то есть, опять-таки о запасенной вероятности.

Предложенные определения могут быть обобщены в рамках построения последовательной квантовомеханической теории войны. В такой модели система «война» рассматривается как бесконечномерная и описывается «волновой функцией». Конечное состояние получается из начального действием эволюционного оператора, заданного в Гильбертовом пространстве.

Как и в классической квантовой механике возникают два эквивалентных представления: «шредингеровское», в котором считаются неизменными операторы, меняется волновая функция, и «гейзенберговская», когда меняются операторы, в то время как волновая функция сохраняется.

«Позиция» — есть метафора волновой функции в «представлении Шредингера». Что же касается «темпа», то он представляет собой метафору эволюционного оператора в «представлении Гейзенберга». По своему физическому смыслу это — квантовомеханический «обобщенный импульс», оператор сдвига по внутреннему времени. Невозможность корректно определить темп «в разговорных терминах» объясняется неадекватностью естественного языка для описания квантовомеханических операторов.

Как правило, эволюционный оператор имеет гамильтонову структуру, то есть — состоит из двух квадратичных слагаемых, описывающих, соответственно, вклад кинетической и потенциальной энергии системы. Символически принимая такую же структуру для эволюционного оператора систем «война» и «операция», получим окончательное определение: под «темпом операции» следует понимать оператор Гамильтона для соответствующей квантовомеханической системы.

Руслан Исмаилов, Сергей Переслегин

Библиография

Уже современники трактовали битву на Марне, как переломный момент Первой Мировой войны. Будучи к тому же классическим генеральным сражением в духе идей Клаузевица, кульминацией и, одновременно, опровержением шлиффеновского марш — маневра, вершиной блестящей кампании 1914 года, Марнская битва десятилетиями привлекала внимание историков и военных специалистов.

Практически нет работ, так или иначе затрагивающих тему Мирового кризиса 1914–1918 гг., которые не содержали бы более или менее подробного описания событий 5–8 сентября 1914 года на Марне, их генезиса или последствий.

В двадцатые — тридцатые годы в СССР активно издавались книги, посвященные «Великой войне». Молодая марксистская школа военно-исторического анализа успешно завоевывала «место под солнцем», пользуясь тем уникальным положением, в котором очутилась Россия после революции: будучи активным участником войны, она не оказалась ни в лагере победителей, ни в стане проигравших. Соответственно, советские историки могли быть объективны: они не нуждались ни в реверансах в адрес победивших генералов, ни в поисках оправданий по поводу военного поражения и национальной катастрофы[571].