Париж

Как и предсказывал Тома Гаскон, Гитлер приехал в Париж на несколько часов в одно из воскресений июня и узнал, что не сможет подняться на Эйфелеву башню из-за повреждения тросов. Никто не знал, кто сломал лифты. Ходили слухи, будто за этим стояли какие-то люди из Маки, но район старых трущоб умел хранить молчание. Никто и никогда не докопается до истины в этом происшествии.

Луизе нужно было решать, что делать.

План она составила еще до рождения малыша. Растить ребенка в борделе она не хотела, поэтому нашла скромную, но приятную квартиру неподалеку, напротив Музея искусств и ремесел, и наняла няню. Ребенок в этой квартире жил, а Луиза проводила там все свободное время. Своими апартаментами на улице Монморанси она продолжала пользоваться как рабочим кабинетом для управления заведением.

Луиза подсчитала, что к десятилетию мальчика расплатится со всеми долгами и накопит достаточно средств, чтобы отойти от дел и даже отложить приличную сумму в качестве наследства сыну. Таков был ее план.

Она назвала ребенка старинным французским именем Эсме, которое означало «обожаемый». Ему предстояло получить все то, чего была лишена Луиза: его появление в этом мире было желанным, мать никогда его не покинет и он всегда будет знать, что любим.

Когда она впервые упомянула Шарли о своей беременности, то откровенно рассказала о своих намерениях.

– Я выбрала тебя отцом своего ребенка, – сказала она, – но хочу родить его только для себя. Ты абсолютно свободен. Я сама обеспечу его.

Она гордилась тем, что могла сказать так, и твердо решила, что никто, даже Шарли, не разлучит ее с сыном. И у нее было еще одно условие.

– Я не хочу, чтобы твой отец и мачеха знали об Эсме. Пусть это будет нашей с тобой тайной. Пообещай мне это.

Шарли это требование показалось странным, но он согласился. Все остальное он принял довольно легко. Хотя Луиза так и не рассказала ему правду о своем происхождении, он догадывался, что для нее сын чрезвычайно важен. Большинство мужчин, полагал он, были бы только рады, если бы с них сняли ответственность за незаконнорожденного ребенка. Все же ему хотелось сделать что-то для своего сына. Он не считал это каким-то особенно добродетельным поступком со своей стороны – легко быть щедрым, если ты богат.

– Ты можешь навещать нас, – сказала Луиза, – только никогда не пытайся забрать у меня сына.

Она все продумала, но германской оккупации не предвидела.

Что же теперь делать? Луиза не имела ни малейшего желания привечать в своем заведении приспешников Гитлера. Может, закрыть дело прямо сейчас? Удастся ли ей продать его во время оккупации?

Июль еще не закончился, когда один неожиданный телефонный звонок еще больше усложнил положение Луизы. Это была Коко Шанель. Несколько лет назад великая законодательница мод решила жить в роскошном номере отеля «Риц» и теперь звонила оттуда.

– Хотела сообщить вам, Луиза, что «Риц» буквально кишит германским высшим командованием. Я сказала им всем, что вы – мой друг и что «Приглашение к путешествию» – лучшее заведение в Париже.

– О…

– У них полно денег.

– Знаю.

Среди французов это уже стало больным вопросом. Деньги, которые Франция выплачивала Германии на содержание оккупационных властей, пересчитывались в германские марки по очень невыгодному для французов курсу. В результате оккупанты могли позволить себе в Париже любую роскошь.

– Я сказала им, что вам можно доверять, – продолжала Коко. – Не подведите меня.

И повесила трубку.

Когда Шарли поведал отцу и Мари, чего он хочет, Роланд счел идею нереальной.

– Нет никакой организации, к которой можно было бы присоединиться, – напомнил он.

– Значит, надо ее создать.

– Жаль, что мы потеряли столько людей, – сказал виконт.

Речь шла не только о ста тысячах, убитых в мае и июне. К моменту окончания военных действий немцы захватили в плен миллион французских солдат. Даже те войска, которые были эвакуированы в Дюнкерке, Британия, не зная, что с ними делать, затем отправила обратно во Францию, и бо́льшая их часть тоже в конце концов оказалась в немецких лагерях для военнопленных.

– Насколько я могу судить, – заметила Мари, – люди нашего круга в основном поддерживают Петена.

– Именно поэтому меня вряд ли заподозрят, – сказал Шарли. – А вы станете моим прикрытием. Если мы будем вести себя как консервативная аристократия, немцы решат, что мы на их стороне.

Возможность представилась лишь две недели назад, когда перед замком остановился большой автомобиль в сопровождении двух мотоциклов, из которого вышли щегольски одетый полковник германской армии и два молодых штабных офицера. У двери военный вежливо представился как полковник Вальтер и объяснил, что он осматривает замки, выбирая те, которые могут быть реквизированы для нужд армии.

Он прекрасно говорил по-французски, и Шарли предположил, что в задачи полковника входит не только осмотр замка, но и проверка его обитателей. Когда Мари пригласила полковника и его подчиненных остаться на обед, они с готовностью согласились.