Париж

Но если нет, то перед ним встает огромная сложность. Как он объяснит ее отсутствие? Сделает вид, будто она умерла? Он продумал такой вариант. Сказать, что она заболела, невозможно: во-первых, к ней не приглашали лекаря, а во-вторых, двое слуг в доме знают, что это неправда. Могло с ней стрястись что-то за пределами города? Получится ли сочинить какую-нибудь историю, которая удовлетворила бы городские власти? Сумеет ли их небольшая семья изобразить скорбь перед пустым гробом и похоронить вместе с ним всякое воспоминание о дочери?

Но что, если потом она вдруг вернется?

Тем не менее нужно скрыть истину. Никто не должен узнать, что сделала Наоми.

Якоб бен Якоб был низеньким человеком с жидкими волосами и добрыми блекло-голубыми глазами. Свою дочку Наоми он любил всем сердцем. Но он любил и дражайшую жену свою Сару. Она поседела, еще когда Наоми была малюткой, однако в качестве награды за всю ее преданность и безропотные страдания кожа на ее лице оставалась такой же гладкой, а глаза – такими же яркими, как и двадцать лет назад. Сколько еще придется ей страдать, если узнают о том, что случилось?

Даже на ее младшего брата падет черная тень – долгие годы к нему будут относиться с подозрением. О возможных последствиях для себя самого Якоб старался не думать. И все это Наоми прекрасно известно. Вот почему Якоб не мог не проклинать дочь, несмотря на всю любовь к ней.

Солнце клонилось к западу, когда он пересек Сену и направился на север по улице Сен-Мартен. Добравшись до дому, он торопливо вошел внутрь. Его встретила Сара.

– Ну? – воскликнул он. – Где она?

– Не знаю, Якоб. – Его жена печально покачала головой, а потом протянула ему кусок пергамента.

– Что это?

– Письмо. От нее.

В ту ночь Якоб спал плохо. Не дождавшись рассвета, он встал и решил выйти подышать воздухом. С письмом в поясной сумке и в наброшенной на плечи накидке он шагнул на улицу. От его дома на улице Сен-Мартен было недалеко до северных ворот. Пройдя под сводами стены, он свернул на тропу, по которой они с Наоми столько раз ходили к их маленькому садовому участку.

Была пятница, тринадцатое октября. Занималось туманное утро. Когда тропа вывела Якоба на вершину склона, его приветствовали первые лучи солнца. Лежащий внизу великий город, обнесенный стеной, и его пригороды были скрыты пеленой тумана. Только башни Нотр-Дама и полдюжины средневековых шпилей вздымались над серебристым ковром и, казалось, чудесным образом висели в воздухе. Глядя на завораживающий пейзаж, Якоб думал: разве может хоть один человек, еврей или христианин, остаться равнодушным при виде этих прекрасных цитаделей, парящих в небесах?

Якоб бен Якоб любил Париж. Этот город был его домом, как для его отца и деда. Еще будучи мальчиком, он полюбил широкую гладь Сены, виноградники на холмах, ароматы узких улочек и даже красоту церквей Нотр-Дам и Сент-Шапель, хотя в них проповедовали не его веру. И он по-прежнему любил все это. Он не хотел покидать город. Но теперь вид Парижа не приносил ему ничего, кроме отчаяния.

Он достал письмо Наоми и перечитал.

Одно было несомненно: письмо умное. Очень умное. Содержащаяся в нем ложь была очевидна Якобу, но все остальные, кто прочитает это письмо, поверят ему, и именно таков был расчет Наоми. Ее уловка может сработать. У Якоба появилась надежда, что еще можно будет все скрыть.

Но письмо не меняло единственно важного для Якоба факта. Он потерял дочь. Вероятно, они больше никогда не увидятся.

Его ли это вина? Конечно. Господь наказывает его. Он совершил ужасное преступление. Теперь настало время заплатить за него.

Якоб грустно качал головой и думал: неужели он всю жизнь ошибался? Когда его суждения впервые стали неверными?

Увы, ответы на оба вопроса были ему слишком хорошо известны.

У Якоба было счастливое детство. Его отец, образованный человек, зарабатывал на жизнь врачеванием и был мастером своего дела. «Лучшие еврейские ученые живут в Испании и на юге, – любил говорить отец, – но и Париж не так уж плох». Он с некоторым презрением относился к умственным способностям их раввина, о чем тот догадывался. Но со своим сыном еврейский лекарь был бесконечно нежен. Каждый вечер он помогал маленькому Якобу улечься в постель и перед сном читал с ним молитву Шма: «Внемли, Израиль! Господь – Бог наш, Господь – один!» И каждое утро он снова молился с сыном. У отца было множество друзей. Так как его услугами пользовались и христианские знатные семьи, и еврейские, к нему везде относились хорошо, и юный Якоб рос в обстановке достатка и любви. Его лучший друг Анри, красивый мальчик с ярко-рыжими волосами и живыми карими глазами, происходил из богатого христианского рода торговцев по фамилии Ренар.

Насколько Якоб помнил, его судьба была определена с рождения. Он должен был стать лекарем, как отец. Его родитель немало гордился тем, что сын продолжит дело. Для родственников и друзей такой план казался абсолютно естественным. И сам мальчик считал, что ничего лучшего и быть не могло. Все уважали его отца. Стоит только следовать его примеру, и у Якоба тоже будет прекрасная жизнь.