Фигура Османа и по сей день воспринимается в Париже неоднозначно. Чаще о нем упоминают с презрением и негодованием, считают грубым эльзасцем, который менее чем за два десятилетия разрушил наследие нескольких веков истории столичных улиц. Его также считают лакеем при Луи Наполеоне, реализовавшим политические амбиции за счет Парижа. Как утверждают все без исключения политики левого толка, широкие, украшенные деревьями улицы и бульвары, пересекающие город с запада на восток, были построены не столько для облегчения передвижения горожан, сколько для эффективной переброски солдат и артиллерии в случае бунта. Как бы то ни было, лично Осман новыми проектами не обогатился. В 1870 году он ушел с поста префекта, не имея ничего, кроме пенсии в шесть тысяч франков (и это во времена, когда агенты по недвижимости за операцию с одним зданием получали несколько миллионов франков). Барон оставил после себя город с функционирующей системой канализации (теперь можно было пить воду, не опасаясь заразиться холерой), с отлаженным освещением улиц — словом, подготовленным к встрече всех благ технического прогресса. Подобно Луи Наполеону, Осман был англоманом и представил парижанам первые английские общественные парки (парк Бютт-Шомон и Булонский лес — детища его страсти).
Несмотря на все достижения барона, некая живость оставила улицы города — пропал интимный мир парижских
Глава тридцать вторая
Призраки при свете дня
Строительные нововведения в Париже начала XIX столетия не вызывали эмоционального отклика рядовых парижан, разве что заставляли их почувствовать недостаток наличных денег. Перестройка города обходилась недешево: в какой-то момент для финансирования строительных проектов налоги повысили до 80 % от доходов. Реконструкция Парижа Второй империей шла по-другому: Наполеон III и барон Осман решили создать «самый величественный город в мире», и барон взялся за дело со всем возможным усердием и презрением к загадочному миру Старого Парижа.
При Османе город преобразился если не чудесным образом, то очень близко к этому. Посреди какофонии звуков, в пыли и разрушении, среди сносимых улиц и зданий парижане узрели, как новый мир возникает прямо на их глазах. Среди хаоса вырастал порядок. От Северного вокзала на юг к Обсерватории проложили широкую улицу и обсадили деревьями. На правом берегу Сены возникла сеть бульваров: между воротами Майо на западе и Венсенскими на востоке, например, появились бульвары Перейр, Мальзерб, Страсбурский, Севастопольский, Ришара Лену ара и Мажента (несмотря ни на что, истые парижане отказывались селиться восточнее Севастопольского бульвара). На левом берегу бульвар Сен-Жермен пробил дугу сквозь территории, где размещались старинные особняки —
Самой заметной «казнью» Османа стала расправа над островом Ситэ, где барон сносил средневековые здания, лепившиеся друг к другу неподалеку от собора Нотр-Дам. Именно эти кварталы были описаны Виктором Гюго, они веками служили источником бесчисленных мифов и историй, которыми полнился парижский фольклор. Осман твердой рукой превратил это место в перекресток трех основных городских артерий, а улицы, по которым ранее бродили каторжники, воры, жулики, шлюхи и убийцы, стали местом размещения главного полицейского участка города, а заодно крупного (и нелепого) административного комплекса Консерьежери, в котором трудились судейские чиновники и адвокаты.