— Как видишь. — Показывает на страницу со своими фотографиями. Но только ты не думай, что я… Я, ты даже не знаешь, вернее, я ведь не знала, что она те фотографии разместит в журнале. Я думала, что она просто для себя мои фотографии сделает и оставит на память.
— Ну, как можно, — говорю этой девчонке, — быть такой наивной?
— Вот и я, — говорит мне девчонка, — о том же хочу сказать! Как можно? — Она отвечает. — Как можно быть дурой такой наивной, как я! Потом сидим с этой девчонкой, молчим и она мне. — А тебе понравились мои фотографии?…..
Ничего себе рассказик!
— Ну и дура! — Теперь уже я сама говорю Мари в сердцах. — Я бы так ни за что не согласилась!
— И даже за деньги? — Переспрашивает Мари и теперь уже меня.
— Ни за какие бы деньги! Это надо же, она сама и …
— Ты знаешь, — говорит Мари, — я ведь точно также считала, когда она мне такое рассказала.
— Подожди, что-то я не поняла, почему ты это с каким-то сожалением говоришь мне об этом? Неужели ты следом хотела за ней с Халидой…? Что? — Мари обреченно кивает мне головой…
— Теперь уже я ничего не понимаю… — Говорю Мари. — Зачем ты тогда мне об этой девчонке рассказала? Если ты сама за ней следом хотела ложиться с голой… под ее фотоаппараты.
— Вот для того и рассказала тебе, чтобы хотя бы ты не была наивной такой насчет нее!
Понимаешь она настолько харизматична и потом она умеет так с нами, подругами поступать и навязать нам свою изощренную порочность, напирая на искренность наших чувств к ней, ожиданий чего-то необычного и чувственного, наивности наших желаний, мечтаний, захватывающего и чувствительно всего того, что неведомо по-женски и особенно, это от секса.
И где-то, в глубине души и запретного тоже, словно мастурбации, потому мы сами того не замечая, как под гипнозом ее, готовы с ней на все, и целовать ее, и …
— …раздвигать ноги… — подсказываю ей с издевкой, … и ноги свои раздвигать так, как подскажет она, а все почему? — Я молчу, пожимая плечами.
— Потому что женское тело постоянно желает и она это знает, на том и играет!
— Ты хочешь сказать, что Халида нас использует в темную и в первую очередь для себя?
— Да! Она искушает, соблазняет, играет с нами и развращает! И как только мы сами делаем первый шаг… то она, словно дьявол, довольна от своих совращающих действий с нами, и мне кажется, что именно это ее и заводит, толкает на более изощренные и грубые поступки в дальнейшем. В этом у нее радость.
— Ну да? Что-то я не заметила, чтобы она радовалась, когда я от нее удирала из ее дома.
— Неправда! Я же ведь видела, как она радовалась тому, когда ты ответила ей на совращающие тебя воздействия.
— Ну, что ты могла видеть? Ничего нет и не было! Подумаешь один только поцелуй и тот в темноте…
— Ага! Ты все вспомнила о ней или мне еще что-то напомнить тебе?
— Ну, так и что? Ты так и думаешь, что за ней все эти шантажи, нападения, избиения. Только скажи мне, зачем это ей?
— А ты возьми и сама ее расспроси!
И этот с Мари разговор и то, что она мне посоветовала у нее самой расспросить, все это так и было со мной целый день до самого вечера. Но я от избытка всего и, может быть, от тревог за Мари, мою рыбочку, я засыпаю…
.. Такси подвезло меня прямо к ее дому, вышла, темно. Сердце бешено колотится, мне холодно и еще от того, что я так разоделась нелепо, развязано, нагло и как девка дворовая, о которой я думала совсем недавно. Под длинным до пола плащом и шляпой, что я надвинула на самые глаза нет практически ничего, только боди, чулки в сеточку, да бюстик с застежкой впереди, ах, да, еще трусики, но разве же то трусики, то, то… лоскутки ткани, которые еле-еле прикрывают мое лоно. Но я не от того дрожу, что мне холодно, нет, мне горячо, а дрожу от нетерпения, а вот чего…
— Того, — что себе говорю, — я хочу ее видеть и не когда-нибудь, а прямо сейчас! И вот я специально так сексуально вырядилась, чтобы ее…чтобы ее, ее….
— Что это, в самом деле, со мной? Отчего я стою, словно маленькая девочка перед окном у нее, кого…
— Опять все, все не то! А что же то?
Переступила туфлями, тихонечко прошлась, разминая затекающие ноги в модных туфлях на высоких каблуках, вглядываясь в светящиеся окна небольшого дома, пустого двора. Различила баки пахучие и котов, что там лазили по куче мусора.
— Ничего себе, где это я оказалась? Почему я под ее окнами и что я делаю тут?
— Что, что? Что непонятно? Страдаю, томлюсь ожиданием, не могу дождаться завтрашнего дня и сознать ей, что я ее ….
— Нет! Такого не скажу и ей. А просто скажу, что вот шла и вот зашла…
— Ага! Что просто в таком виде и куда же это я в таком сексуальном наряде шла?
— Опять не то! Да что же это? Что мне сказать?
— Да и не буду я ей ничего говорить, а просто подойду, нет, подбегу, обниму и…
— И что? Целовать? А куда? Куда мне ее целовать?
— Что, прямо в губы? А как? — Ну, что ты застряла, продолжай, говорю раздраженно себе. — Неужели надо гадать, как мне надо ее целовать?
— А хотя бы и в губы! Ну и что?
— А в губы ее это как?
— Да, как?
— Ну, как всегда!