Париж между ног

— Не надо меня… — О, черт! Как же им это сказать, как у них это называется? Почему-то вспомнила, что об этом спросила Мари, а та смеясь, мне ты, мол, что же хочешь узнать фольклор проституток. Пристыдила, а зря!

— Не надо меня шпокать! — Почему-то так ляпнула.

— Квест се квье, шпокат? — Мол, что такое шпокать?

— Нет, нет! Ну, не надо месье, не надо меня еб…..

— А, е…. — Тянет догадливо. — Е…. твоя мама?

— Да, да! — Улыбаюсь им. Вот оказывается, как хорошо, что наш мат понимают везде, радуюсь, что они понимают меня.

Ну, наконец-то, и изнывая от неудобства своего положения и того что им матом и кому, я начала ерзать, пытаясь вырваться, но этим только усугубила свое положение.

К тому же с ужасом поняла, что они мои слова матом восприняли буквально, как мое приглашение, просьбу! Получилось, как будто бы я их сама попросила об этом, чтобы они меня…. Вот ужас-то?

И все, что потом происходило, я так и восприняла как свою роковую ошибку!

Потом все так и пошло, дама тут же следом на свое прежнее место на столе и, перехватив мои руки, уселась прямо на мое лицо, закрывая меня ворохом юбок. Я задыхаюсь, мне стало страшно, начинаю теперь уже кричать, но из-под этих тканей, складок, из-под навалившегося на лицо чужого и горячего тела понимаю, что срывающийся в отчаянии голос мой не слышен. А в ногах уже чувствую, что их жестко стиснули руки ценителя и что он уже тянет с моих бедер за резинку, растягивая мои такие великолепные трусики. Я начинаю дрыгать ногами, ору куда-то в ворох тряпок и тканей горячего тела с чужим, острым запахом мужского пота, излияний его сока. И уже следом чувствую, что трусики мои стянуты, сброшены с одной ноги, и тут же я, ощущая свободу, от отчаяния, из последних сил, сильно взмахиваю и с силой опускаю, бью куда-то в него того, кто уже лезет ко мне вперед головой между ног. Я попадаю в цель, несомненно, потому что слышу, как вскрикивает ценитель, отпуская ногу. Тогда я тут же с силой, опять согнув, а затем, разогнув и взмахнув ногой, бью туда же, теряя туфлю! Следом, взмахнув ногами, перекидываюсь, попадая коленями в нее, сбиваю своим весом, через мгновенье слетают все тряпки с меня, я вскакиваю на столе на ноги. Успеваю увидеть, как она откинулась и сама запуталась в юбках, я прыгаю со стола. Падаю, вскакиваю и, больно ударяясь плечом раскрывая дверь, вылетаю в коридор. Все! Спасена! При этом теряю вторую туфлю, свои великолепные трусы и босиком мчусь к спасительному свету общего коридора. Сзади слышу крики, топот, но я быстрее, я лечу. Мчусь так, что еле успеваю на повороте и тут же из общего коридора, перепрыгивая по нескольку ступенек, бросаюсь вниз на улицу. Темно, но я подальше стремлюсь убежать, скрыться! И мчусь уже босиком по аллее, а потом резко в сторону и куда-то в кусты! Думала со страху присесть, но за что-то цепляюсь, валюсь в куст и больно ударяюсь, царапая себе руки и лицо об ветки. Потом бах! Приземляюсь больно! Не могу отдышаться, успокоиться от всего. Сердце колотится, задыхаюсь и еле-еле перевожу дыхание. Потом радуюсь оттого, что не слышу за собой никакой погони. Ну, все! Вырвалась! Убежала, отбилась! И тут же сама себе засмеялась, вспоминая, как я из-за незнания языка перешла на матюг, просила меня не трогать и не е….!

Потом в темноте, спотыкаясь босиком, брожу по парку. В дом идти не решаюсь, боюсь новой встречи с теми извращенцами и потому, в конце концов, набредаю на озерцо. Оно изгибается, и я замечаю в потемках, что в одном месте забор опускается, образуя довольно большое свободное пространство, под которое я тут же пролезаю и оказываюсь на улице, на шоссе.

Мимо проносятся машины, обдавая меня светом и гарью, а я бреду себе вдоль дороги куда-то подальше от этого злосчастного места, где только что избежала счастливо бесчестия и насилия. Потом кто-то тормозит. Я не вижу из-за темноты его, но он меня приглашает садиться в машину. Залезаю, опасливо поглядывая на моего спасителя. А когда я ему называю адрес, он почтительно оглядывает меня, потом нерешительно спрашивает, но я уже увлеклась своим отражением в зеркале и вижу какая же я страшная. У дома я прошу его обождать, и только после того, как я начинаю говорить, консьержка признает во мне свою постоялицу. Следом суета, благодарность моему спасителю, и вот я уже у себя в своей комнате, куда прохожу по лестнице, оставляя на ней свои мокрые и грязные следы от босых ног.

Мой вид ужасен. Лицо и руки расцарапаны, грязные, одежда порвана, и вся перепачкалась. Не удивительно, что меня в таком виде не признали, так как я и сама себя не узнаю. Пока стаскиваю с себя грязные остатки платья все время думаю о том, почему же это произошло, а, вернее, чуть не произошло со мной.

Я что им не доходчиво сказала, что я русская? Или они, что же не видели, что я леди, мадам. И вообще, как они посмели ко мне прикасаться, даже попытались изнасиловать?