Париж между ног

— Что, что? Какое такое всегда? Ты что же ее целовала вот так! Прямо в губы ее? Как бы, не так! Никак ты ее не целовала, вот так! Никак и никогда!

— Вот это да! А ведь и правда, я ее целовала только в щечку, в лобик, волосики, всегда целовала ее словно девочку маленькую и никогда в губы ее! — Вспомнила и как представила, что я ведь и в самом-то деле не целовала ее губ, так мне сразу же стало горячо, вспотела.

— Ничего себе? Это что же я такая смелая, нет, такая порочная и еще ни разу с ней не целовалась, как….

Постой, постой, спрячься, идет кто-то… Слышу шаги женские и еще чьи-то в туфлях, на высоких, как и у меня, каблуках, и все громче, но в темноте пока не вижу никого, но вот, кажется, вижу их….

— Что? Не верю… — Горло перехватывает комок и я холодею от догадки что я вижу ее, Марию в объятиях … Ой, мамочка родная… Не может того быть….

— Нет!!! Нет! Только не это….Только не их… ее с Халидой вместе, я этого не переживу…

Внезапно проснулась. Ничего себе сон? Так и родить можно. Да, что это у меня на голове? Села и стала распутывать волосы, которые запутались, словно залом из стеблей в поле крестьянском, так закрутились они, будто бы ведьма, пока я спала, завязала их крепко, запутала как нелепые грезы мои о любви с ней.

А ведь и правда, пока я спала, у меня в голове словно ведьма скрутила все мысли о ней в узелок, который я, наконец-то для себя развязала счастливо, расплела, распрямила и уже как надо их уложила, а потом счастливо легла и спокойно заснула.

Любовь и адюльтер

Ночь проспала, как убитая, и даже Игоря звонок по телефону чуть не проспала. Но сон сразу как рукой. Я ему что мол, не надо, не присылай никого, я уже в Париже заимела помощников и друзей и еще что-то такое, от чего у меня сразу же то сбивается дыхание, то оно останавливается — когда он мне шепчет такое в трубку… Ну все, мне пора подниматься!

Встала, придирчиво осмотрела свое чистенькое, отдохнувшее лицо без следов от вчерашнего эксцесса. А где же Мари?

Спросила горничную. Она сказала, что она очень рано пришла, показала на часы, вещи свои положила и вышла, это показала пальцами, а куда она только плечами пожала.

Ну что же? Не впервой ожидать, найдется и эта девчонка! Так что там на завтрак?

И во рту застревает кусок! В комнату мне сначала вносят букет ярких роз, а затем следом Мари!

— А вот и мы! Не пугайся это просто цветы. Кому, кому догадайся, эх ты?

— Ну, Мари, вот Мари! Ты достойна большой любви! Иди, подойди я поцелую тебя.

— Э нет, все, теперь только дистанция, вот ты, а вот я! Я ведь не забуду, о чем ты говорила вчера! А так как ты уклонилась, ушла от нее, не поддалась, вот тебе и цветы от меня, хорошо?

— Мерси, Мари!

Оказывается, она рано утром пришла от Пьера. Потому что я, сама этого не понимая, словно сбросила с ее глаз пелену, и она, после нашего разговора сама просто помчалась к нему! И, оказывается, еще от того, что поняла, что лучше, чем с любимым мужчиной нам не дано.

А потом сказала, что Пьер хоть и торопился в редакцию, но все равно она поняла, отчего никакое перо журналистское не заменит его.

Я смотрю с радостью на ее светлое и милое личико, а про себя все время себе говорю…

Спокойно, все делай спокойно и сердце свое успокой… тише, без лишних эмоций, вот так, хорошо… Вот теперь начинай то, что задумала и все вокруг нее, это помни, и не отталкивай, и не приближай близко, держи дистанцию и будь спокойная…

Но хоть и говорила себе так, а в душе, словно кошки скребутся оттого, что я вижу, что она, оказывается, может быть счастливой и без меня. Без моего участия! Она с ним, а я?

Да и Мари развила бурную деятельность по моей реабилитации.

После того как она узнала что я вовсе не спала и не была даже близка с Халидой, а наоборот, можно сказать, пострадала, она все что было связано со мной возвела в культ и все время торопила всех.

Досталось и бедному Пьеру, который, видя, как она крутится вокруг меня, не на шутку встревожился, понимая, что Мари все-таки от меня не отстанет. И я только удивлялась двойственности нас женщин, глядя на то как она с одной стороны спит с ним, а с другой, добивается моей благосклонности. Сказала ей об этом намеренно резко и где-то даже грубо. Что мол, так же нельзя.

— А как же Пьер?

— А что Пьер?

— Но он же любит тебя, он же хочет жениться на тебе, а ты около меня продолжаешь крутиться.

— Ну и что, он получает меня сполна. Я знаешь, как ему отдаюсь?

— Это зачем ты мне говоришь, думаешь этим разжечь во мне ревность и желание переспать с тобой?

— Ну да! Я этого не скрываю, я именно этого и добиваюсь от тебя.

— Ну а Пьер? Как же ему быть?

— А что ему? Он получил то, что хотел, я сплю с ним и мне хорошо, даже более того, мне безумно приятны его поцелуи и ласки, между прочим, он прекрасный любовник оказался и целовать он, оказывается, умеет не только вот в эти губки, но и те, что …

— Так, хватит! Зарвалась совсем уже. Ты совсем стыд потеряла девчонка!