Париж от A до Z (ЛП)

Я оглянулся на Анжело, который сидел с книжкой рядом со мной. Его длинные черные волосы скрывали от меня его профиль, и я поборол порыв откинуть их прочь. Он не смотрел на меня, но, видимо, почувствовал на себе мой взгляд. Взял меня за руку и коротко сжал мои пальцы, после чего отпустил их, чтобы перевернуть страницу.

Два года, прошедшие после Вегаса, изменили нас. Что важнее всего – они изменили его. Он стал сильнее, стал намного уверенней в нас. И все же я слабо представлял, что может ждать нас в Париже. В Вегасе мы встречались с Джоном всего один раз – за ужином в ресторане, – и еще на следующий день, когда он появился на несколько минут, чтобы принести извинения. В Париже нам предстояло провести с ним неделю. Я надеялся, что Анжело справится с этим лучше, чем в прошлый раз.

Я надеялся, что я сам справлюсь лучше.

– Мэтт, смотри, – вдруг сказал Анжело и протянул ему через проход свою книжку. – Тут о твоих моментах изумления! У этого типа они тоже были!

Мэтт взглянул на страницу, и его глаза округлились от удивления. Он закрыл книжку, чтобы посмотреть на обложку, а потом, выгнув бровь, перевел взгляд на Анжело.

– Ты читаешь стихи?

– Ну да. Что здесь такого? – спросил Анжело, хотя вид у него был куда неуверенней голоса.

– Это ж стихи!

Анжело вздохнул.

– Чувак, я знаю, просто несколько недель назад я зашел в один букинистический в Боулдере, и его хозяин распродавал по доллару все свои книжки с поэзией, потому что никто их не покупал…

– Тому есть причина, знаешь ли, – вставил Мэтт, но Анж проигнорировал его реплику.

– …а я стихов никогда еще не читал, вот и подумал, блин: а почему бы и нет? Вот и спросил хозяина, что лучше взять, потому что не хотел нарваться на что-нибудь сложное, а он сказал, что вот эту. – Он уже захлебывался от слов, а его щеки ярко пылали. Они с Мэттом были как братья – и как настоящие братья обожали друг друга подкалывать, но я знал, что еще Анжело на каком-то уровне нуждается и в одобрении Мэтта. – Блин, Мэтт, прочти уже этот гребаный стих!

Мэтт состроил скептическую гримасу, однако все-таки открыл книгу на заложенной пальцем странице. Стихотворение было, судя по всему, небольшим, потому что всего минуту спустя он недоуменно оглянулся на Анжело.

– Ты хочешь сказать, что Джаред – дикая роза?

– Я хочу сказать, что он твоя дикая роза.

Мэтт покачал головой.

– Анжело, – сказал он. – Как только мы приземлимся в Париже, я куплю тебе порно.

Анжело со смехом забрал у него книгу.

– Только чтоб на этот раз там не было телочек.

– Аминь, – подытожил Джаред, выглянув из-за Мэтта.

Я был удивлен не меньше Мэтта, узнав, что он читает. Однако меня нисколько не удивило то, что он решил попробовать что-то новое только потому, что никогда не делал этого раньше.

– Тебе нравится поэзия? – спросил его я.

Он пожал плечами.

– Ну… местами, наверное, да. В смысле, я еще многого не понимаю. Этот тип не особо мне нравится – слишком много пишет о боге. И о фермерах, что тоже отстой. Но вообще я начинаю вникать, почему люди тащатся от стихов. Бывают такие, которые могут выразить то, что ты хотел бы сказать, но не можешь. Понимаешь? Они как бы передают то, о чем ты думаешь в сердце.

– Как то стихотворение о моментах изумления Мэтта?

Он кивнул.

– Я нашел и наше стихотворение, Зак. – Он опять покраснел, и я увидел, что его глаза умоляют меня не смеяться. – Показать?

– Конечно.

Он нашел страницу с завернутым уголком и передал книгу мне. Стихотворение называлось «Край свадеб» и было пугающе длинным, но Анжело, словно прочитав мои мысли, сказал:

– Читай не все. Только то, что я отметил. – Он показал на пятую строфу, первые несколько строчек которой были подчеркнуты. – Вот, что я бы сказал тебе, Зак, – тихо добавил он. – Если б умел.

Началом я не проникся – там было что-то непонятное о пребывании в темноте, – но к середине смысла прибавилось.

– «Ты – место, известное мне, к которому вновь и вновь приводит меня неизвестность», – прочел я вслух и поднял глаза. – Она тоже была его севером.

Было видно, что он почувствовал облегчение – и от того, что я не поднял его на смех, и от того, что я его понял.

– Эта часть о тебе, – сказал он. – А вот эта – видишь, в конце? – обо мне. «Мне нечего дать тебе». – Он повел плечами. – «Кроме себя».

Он произнес это так, словно оно было несущественным даром, и я решительно не мог согласиться с ним. Отложив книжку, я взял его за руку, перевернул ее и прижался губами к ладони.

– Ангел, – сказал ему я, – кроме тебя мне ничего и не нужно.

***

Если в Париже и жила магия, то явно не в аэропорту. За теплым ароматом свежеиспеченного хлеба явственно чувствовался запах мочи и застоявшегося табачного дыма. После стерильного воздуха самолета это было слегка чересчур, и аппетит, нагулянный за полет, у меня мигом пропал.

Коул прислал за нами машину, и пока мы ехали до отеля, то глазели по сторонам не меньше Анжело.