– Ты хочешь вернуть его? Пойти к нему в номер, начать умолять, чтобы он бросил Коула ради тебя?
–
– Значит, это длилось всего пару секунд? Не всю поездку?
– Не всю.
Секунда молчания, а потом он – совсем тихо – спросил:
– Зак, ты еще любишь меня?
– Больше всего на свете.
Его пальцы продолжали перебирать мои волосы. Мягко и успокаивающе.
– Тогда, – сказал он негромко, – у нас все идеально.
От нежности его слов мне на глаза опять навернулись слезы, и я сердито смахнул их. Потом заставил себя сесть и посмотреть ему в лицо.
– Как ты можешь не злиться?
Он пожал плечами.
– Не знаю, Зак. У меня нету бывших, и я не знаю, что нормально, а что ненормально. Просто до сих пор ты, похоже, вспоминал о Джоне только плохое. И все-таки ты был с ним три года. Я знаю, что ты любил его. Значит, у вас были и хорошие времена.
– Когда мы были дома, а он в Аризоне, все было по-другому. Ты мог притвориться, что ничего не было. Но сейчас мы провели с ним пять дней. Целую кучу времени. И если у тебя был момент или два, когда ты наконец-то вспомнил что-то
Какое же облегчение я испытал. С моих плеч словно сняли всю тяжесть, которую я носил со дня, когда узнал о поездке. В этот момент я любил Анжело сильнее, чем когда бы то ни было, хотя до сих пор и не представлял, что такое возможно. Я взял его за руку. И, наклонившись, поцеловал в ладонь.
– Ты изумляешь меня, – сказал ему я, – каждый день.
Он положил ладонь мне на щеку, понуждая снова посмотреть на себя, и я впервые за очень долгое время увидел в его взгляде тень страха. Того самого страха, который я часто наблюдал в наши первые месяцы вместе. После Вегаса он стал появляться все реже. Я не помнил, в какой момент он ушел окончательно, но сейчас с изумлением понял, что довольно давно. Страх в его глазах был еле заметным, и все же он был там.
– Зак, скажи мне еще раз, – попросил он, и его голос немного дрожал. – Скажи, что ты по-прежнему любишь меня. Что я по-прежнему единственный, кто тебе нужен.
– Ангел, – произнес я, привлекая его к себе, – ты моя жизнь, ты мой север, ты мое все. Я люблю тебя больше всего на свете.
– Скажи, что у нас все нормально.
– У нас все идеально.
Он обнял меня за шею, и я поцеловал его. Его тело было словно создано для моего. Рот раскрывался под моим ртом идеально. Я провел рукой по его спине. Мне нравилось то, что мои прикосновения до сих пор рождали в нем дрожь. Как и то, что когда я обнял его за шею, он вздохнул и стал целовать меня крепче. Медленно раздевая его, скользя губами и пальцами по его гладкой и смуглой коже, я думал о том, сколько раз он меня удивлял. То, что случилось с Джоном, в Вегасе уничтожило бы его. Но здесь и сейчас он справился с этим намного лучше меня.
Он стал сильнее, чем раньше – намного сильнее, чем я полагал. Он был моим ангелом, и хотя я оставался накрепко приросшим к земле, позволял мне притрагиваться к себе, обнимать себя и заниматься с собой любовью. Я превратил любовь к нему в акт поклонения, словно через него мог дотянуться до рая. Я бы не удивился, если это и впрямь было так. Это было долго, и медленно, и божественно. Я постарался сделать ему так приятно, как только мог, и если он и не упал в обморок, пока не дышал, я был счастлив уже от того, что ему потребовалось немало времени на то, чтобы восстановить дыхание.
***
Церемония была очень простой. Джон надел строгий темный костюм, такой же консервативный, как и он сам. Неожиданным был только галстук – немного более яркий, чем я от него ожидал. Коулова версия свадебного костюма была значительно неформальнее и намного моднее. Он выглядел так, словно только что сошел с одного из парижских подиумов. Их клятвы друг другу были интимными и очень короткими.
Джон сказал только:
– Я обещаю следовать за тобой, куда бы ты не повел меня.
Тихий ответ Коула был таким:
– А я обещаю научить тебя летать.
Джон улыбнулся, и я задумался о том, что же значат для них эти слова.
Они поцеловались – нежным, продолжительным поцелуем. Смотреть на него ощущалось неправильным, и я отвернулся. Опустил взгляд на колени. И почувствовал на своей руке ладонь Анжело. Его длинные, тонкие пальцы переплелись с моими. Я посмотрел на его улыбающееся лицо, и сияние его света разогнало тени в моем сердце.
– Я люблю тебя, – прошептал я.
– Я знаю.
Вместо приема Коул повел нас на ужин. Еда была превосходной, а вино дорогим. Джордж каким-то образом заблаговременно договорился с официантами, и пока всем остальным подавали изысканные десерты с фруктовыми ликерами и густым шоколадным сиропом, Джону принесли нечто коричневое на тарелке. Коул с явным замешательством уставился на это нечто, и по щекам Джона медленно разлилась краска.
– Очень смешно, пап, – сказал он.
– Что, бога ради, это такое? – спросил Коул.
Мэтт, судя по всему, был посвящен в соль шутки, поскольку захохотал, как ненормальный. А Джордж только улыбнулся.