Париж.ru

– Наверное, – моргнула влажными ресницами Николь. – Но разве так бывает?

– О господи! – отмахнулась Лера. – Чего только не бывает! Одна моя знакомая сделала аборт, и вот вдруг приходит ей письмо из Центра крови – вызывают срочно на прием. Она испугалась – что, дескать, такое, уж не лейкемия ли? Оказывается, в ее крови, сданной на анализы до аборта, обнаружили какие-то редкостные антитела, которые уничтожают раковые клетки при белокровии. Уж не стану углубляться в медицинские подробности, но она стала уникальным донором для больных лейкемией. Она ужасно возгордилась, сдала кровь на повторный анализ – но никаких этих клеток уже не нашли. Оказывается, их появление было спровоцировано беременностью, а потом, после аборта, они пропали. Понимаешь, какие чудеса иногда случаются? Так что меня ничуть не удивляет, если Мирослав был болен, а потом ни с того ни с сего вдруг вылечился. Может быть, попросить его снова обследоваться?

Заплаканное, растерянное лицо Николь вдруг сделалось замкнутым и ожесточенным.

– Никогда! – прошипела она. – Ни за что! Если он мог допустить, что я способна заманить его в мэрию нечестным образом, что я гоняюсь за его деньгами, что я хочу подсунуть ему чужого ребенка... никогда!

Она задохнулась от возмущения, а Лера попыталась сообразить, зачем Николь потребовалось заманивать Мирослава в мэрию. О господи, вот дурочка! Да ведь для француза сказать «в мэрию» то же самое, что для русского – «в загс». Французы расписываются в мэрии, вот какая штука.

Сделав это важное умозаключение, Лера с жалостью посмотрела на подругу:

– Но все-таки... как же ты теперь решила быть с Мирославом?

– Да никак, – буркнула Николь. – Я просто исчезла из его жизни, вот и все. Он, конечно, звонит мне, не понимает, что происходит, требует объяснений, настаивает на встрече. Но это же понятно: когда женщина, которая на тебя наглядеться не могла, вдруг пренебрежительно отворачивается, это не может не оскорблять мужского самолюбия. Ему хочется восстановить свои права. Вот Мирослав и суетится. А я... я просто не хочу его больше видеть. Никогда! Во всяком случае, пока не родится ребенок.

– Так ты все-таки решила рожать?! – ахнула Лера.

– А как иначе? – вскинула брови Николь. – Если бы я сделала аборт после того, что мне сказал мэтр Моран, вышло бы, что я и впрямь беременела только для того, чтобы Мирослава на себе женить. Нет, я так не могу. Кроме того, врач сказал, что для меня делать аборт – очень опасно. После него вообще детей может не быть. Не хочу рисковать. Шанталь ведь совершенно ни в чем не виновата, верно? Я ее зачала от великой любви, ну и пусть она живет, как дитя моей любви. Только моей.

– А кто такая Шанталь? – тупо спросила Лера.

– Как кто? – Лицо Николь наконец-то осветилось улыбкой. – Ну, та девочка, которую я рожу. На УЗИ мне сказали, что у меня будет дочка. Я назову ее Шанталь. Красиво, правда?

– Безу-умно красиво! – протянула Лера, во все глаза глядя на подругу. – Но все-таки... как же ты... как же ты будешь решать проблему с Мирославом дальше?

– Какое может быть вообще дальше? – жестко спросила Николь. – У нас нет никакого будущего. Думаю, мы никогда с ним больше не увидимся, только и всего!

Лера поняла, что разговор окончен. Она удивлялась силе характера Николь: выплакавшись и выплеснув свои жалобы, та больше не упоминала о бывшем возлюбленном, а всецело отдалась заботам об устройстве Лериной судьбы. Созвонилась с Жераром, привезла Леру в Мулен.

И вот появился Жерар... Лера сразу поняла, что понравилась ему, безумно понравилась! И он ей понравился. Не то чтобы это была пылкая страсть с первого взгляда, однако Жерар показался ей красивым, веселым, добрым – не так уж и мало для потенциального жениха. Даже его поспешный отъезд не напугал Леру: ведь он умчался за кольцом и цветами и обещал вернуться завтра утром. Кроме того, его глаза были более чем откровенны. Странно – в первый раз ей встретился мужчина, которого она видела насквозь, который был для нее как бы открытой книгой...

Потом они с Николь вместе провели чудесный вечер. Прошли Мулен несколько раз вдоль и поперек, побродили около церкви (она была закрыта, работала только два раза в год, на Рождество Христово и на Рождество Богородицы, а в остальное время верующие должны были ездить в Нуайр), постояли в саду под сливами мирабель, усыпанными желтыми плодами. В траве вокруг нападало этих слив немерено, и Лера дала себе слово завтра собрать их и сварить для Николь варенье.

Потом приготовили соединенными усилиями ужин в небольшой кухоньке, настолько современно оборудованной, что в этом доисторическом доме она казалась чем-то чужеродным. Поели, помыли посуду. Посмотрели телевизор. По одной из программ показывали «Большую прогулку» – старый, но не надоедающий фильм.

– Ты представляешь? – воскликнула Николь. – Часть фильма снимали в Нуайре. Там, где живет летом Жерар.

Вдруг она насторожилась.

– Кстати о Жераре, – сказала загадочно. – Кажется, все выяснится еще сегодня. Поздновато он решил вернуться!