27 июля обстановка начала накаляться. Роялистские газеты (получившие, естественно, официальное разрешение на выход) воспевали мудрого короля и клеймили гадких смутьянов. Несколько оппозиционных газет, не побоявшиеся выйти без разрешения: «Насьональ», «Время», «Глобус», «Торговая газета», – опубликовали коллективный протест журналистов против королевских ордонансов. Власти отдали приказ о наложении ареста на печатные станки этих газет и о заключении под стражу журналистов, подписавших протест. Приказ относительно журналистов так и не был приведен в исполнение (пока полиция их искала, они успели скрыться). В редакцию газеты «Время» полицейским удалось проникнуть лишь спустя много часов, поскольку журналисты отказались открывать двери; пришлось долго искать слесаря, который согласился бы взломать замки. Дело в том, что главный редактор газеты Жан-Жак Бод зачитывал доставленным к зданию слесарям статью Уголовного кодекса, из которой следовало, что их действия будут противозаконны и должны квалифицироваться как кража со взломом. Законопослушные рабочие все как один отказывались выполнять требования полиции, и в конце концов полицейскому комиссару пришлось прибегнуть к услугам того «специалиста», который обычно заковывал в кандалы каторжников.
Между тем на улицах нарастало волнение. Поскольку промышленники и коммерсанты, собравшиеся накануне в Ратуше, приняли решение не открывать 27 июля свои мастерские и фабрики, множество рабочих осталось на улице, и оппозиционно настроенные студенты с успехом вели среди них агитацию. Мятежная толпа начала разбивать вывески с королевским гербом, разграбила несколько оружейных лавок. В половине двенадцатого утра король призвал дежурного начальника штаба королевской гвардии маршала Мармона и вверил ему командование парижским военным гарнизоном. Карл X приказал маршалу разогнать скопления смутьянов и к вечеру возвратиться в Сен-Клу; король не сомневался, что бунт будет подавлен в течение одного дня.
Маршал Мармон и до этого не пользовался особой популярностью в народе, так как именно он в марте 1814 года подписал капитуляцию Парижа. К исполнению королевского приказа маршал приступил без большой охоты, к тому же несколько часов ему пришлось потратить на сбор войска и приведение его в боевую готовность. Тем временем жандармы начали разгонять толпу, собравшуюся вокруг Пале-Руаяля и перед зданием Министерства иностранных дел на бульваре Капуцинок. Около трех часов дня был убит первый из восставших, а к пяти часам – еще несколько человек; раненых было гораздо больше. По приказу Мармона основные стратегические пункты столицы были заняты войсками, которые, впрочем, не встретили особого сопротивления и вечером вернулись в казармы.
Три десятка членов новоизбранной палаты депутатов (той самой, которую распустил один из королевских ордонансов) отказались поддержать мятежников, но поручили Гизо сочинить официальный протест против действий полиции и войск. Тем временем группа крайних левых, бывших «карбонариев», составила 12 комитетов (по одному на каждый парижский округ) для руководства вооруженным восстанием.
И вот на рассвете 28 июля восстание началось. Толпа, в которой смешались представители самых разных слоев общества (рабочие, национальные гвардейцы, студенты, военные-отставники), вышла на улицы и принялась валить деревья, выворачивать булыжники из мостовой, строить баррикады, разоружать отдельные группы королевских гвардейцев. К 11 утра восставшие захватили Арсенал, пороховой склад Сальпетриер, военный продовольственный склад. Чуть позже в их руках оказались Ратуша и собор Парижской Богоматери. В городе постоянно раздавались звуки набата.
Непосредственный свидетель всех этих событий маршал Мармон понял, что в городе происходит уже не бунт, а революция. Он доложил об этом королю и предупредил его, что если пойти на уступки сейчас, то корону еще можно спасти, но завтра, скорее всего, будет уже поздно. Однако Карл X этому совету не внял и приказал маршалу объявить в городе военное положение. Обязанный повиноваться, Мармон решил действовать по плану, выработанному его штабом утром 28 июля: четыре колонны войск должны были расчистить главные улицы мятежных кварталов и отбить у восставших основные стратегические пункты, которые они успели занять. В полдень войска начали действовать, но получили от маршала приказ – стрелять в горожан как можно реже.
Улицы были перегорожены баррикадами, и пока солдаты разбирали завалы, восставшие стреляли в них из окон и с крыш соседних домов, а также швыряли камни. Задачу армии не облегчала и страшная жара, стоявшая в городе; позже злые языки говорили, что, если бы король опубликовал ордонансы в дождливые дни, никакой революции в 1830 году не произошло бы, – в самом деле, кто же свергает короля, укрываясь под зонтиком?