Париж в любви

Экзамены по математике — ужасающая перспектива для Луки. Раз в неделю он занимается с репетитором и часто сидит с Алессандро допоздна, ломая голову над задачами. Несколько дней назад Лука вернулся домой расстроенный: была контрольная, и, сравнив после урока свои ответы с ответами других, он обнаружил, что ни у кого не получились такие же цифры, как у него. Но сегодня объявили оценки. И угадайте-ка, кто в классе был вторым по баллам?

* * *

Мой любимый отец теряет память. Сегодня я получила от него письмо с правильным адресом, но без моего имени — да и вообще без всякого имени. К счастью, наш почтальон рассудил, что письма из Соединенных Штатов, вероятно, адресованы нам. Папа вложил в письмо копию своего красивого стихотворения, только что опубликованного в «Нью-Йоркере»: «У меня есть дочери, и у меня есть сыновья». Я так боюсь того дня, когда больше не будет ни стихов, ни писем.

* * *

На уроках Луки по литературе только что закончили читать «Илиаду» Гомера, древнюю историю о воинах, штурмовавших Трою. Его друзья дали одному из своих одноклассников прозвище Ахиллес, потому что он всегда сердит и склонен к разрушению: в гневе опрокидывает в классе столы и стулья. И вдруг Алессандро вспомнил мальчика, вместе с которым учился в средней школе. Его прозвали «быстроногим Ахиллесом» из-за его скорости. Можно сделать кое-какие выводы о падении культуры на основании этих двух примеров…

* * *

На прошлой неделе я написала, как пробиралась через сугробы из лепестков, а сегодня узнала, что у Клода было то же самое. Лепестки покрыли землю, как «белая пена», и его глаза внезапно наполнились слезами из-за «необузданной души красоты». Пожалуй, мне нужно прекратить читать его книгу. Высокопарное краснобайство Клода вызывает у меня раздражение и сознание собственного превосходства, а это никудышное сочетание. Я подозреваю, что меня злит не его сентиментальность, а то, что он мой предшественник, если не прототип: мы описываем одни и те же лепестки, пусть и с интервалом в сто лет. Мне не очень-то приятно думать, что в один прекрасный день моя двоюродная внучка будет хихикать над моим краснобайством, но я подозреваю, что это неизбежно.

Как пережить каникулы

Все добрые жители Миннесоты в июле направляются «на север» и приземляются рядом с канадскими гусями у озер, где полно быстроходных катеров и скандинавских отпускников с незагорелыми ногами. Мои самые отчетливые воспоминания о северных приключениях моей семьи связаны с тем летом, когда расставались мои родители. Я не могу припомнить их ссоры (хотя смутно сознавала, что главной причиной были финансы и измена) — я просто не обращала тогда внимания. Разве у меня было на это время? Мне было шестнадцать, и я была одержима идеей заработать денег и купить себе белые брюки с множеством карманов и маленькой петелькой сбоку, явно предназначенной для того, чтобы бойфренд просунул туда палец. Сильный загар был бы более дешевым средством сделаться «горячей штучкой», но поскольку мои гены это исключали, я сосредоточилась на этих брюках как на способе клеить бойфренда. Для выполнения этого плана требовались усилия, так что мне было не до вызывавших неловкость эмоций родителей.

В то лето мой отец был ответственным за ланч: моя мать ратовала за разделение домашнего труда с того самого момента, как Бетти Фридан[91] взяла в руки перо. Однако репертуар папы был невелик: яичница-болтунья, спагетти, яблочный соус — и язык. Его фирменным блюдом был большой вареный язык. Поскольку продукты почти не покупались из-за усиливавшихся военных действий, на кухонной стойке всегда лежал кусок языка с надписью «ланч». Я с отвращением смотрела на него, пока голод не заставлял посолить кусочек и отправить в рот, причем мой собственный язык старательно избегал соприкосновения с шершавой поверхностью этого яства. Моя сестра, более разборчивая и стройная, вообще чуть не заработала анорексию из-за отвращения к языку. Мой аппетит был сильнее омерзения — я не потеряла ни фунта веса, зато утратила всякое уважение к своим родителям. Если бы меня спросили в то время, я бы с уверенностью заявила, что никогда не стану подвергать своих будущих детей отвратительному зрелищу супружеских битв. К нашей чести, нам с Алессандро в основном удается избежать язвительных высказываний — этому способствует то, что мы не изменяем друг другу. И тем не менее, как и у моих родителей, именно во время каникул у нас начинаются открытые боевые действия. Нашим камнем преткновения являются деньги. Если изложить это вкратце, я люблю шикануть, а мой муж, напротив, бывает чересчур бережлив. Каникулы выдвигают это противоречие на первый план.