Париж в любви

Вчера, когда мы с Алессандро шли домой, небо перед наступлением сумерек приобрело цвет барвинка. В конце улицы Консерватории есть «Ля Поз» — крошечный бар, где в конце дня собираются студенты консерватории. Двое ребят сидят на пороге, играя на гитарах. Один из них начал насвистывать, и чистая, мерцающая мелодия сопровождала нас, заполняя все воздушное пространство, до темнеющих небес.

* * *

Я одержима идеей найти песню, которую слышала в универмаге — это французская версия «Ответ знает ветер» Боба Дилана. Оказывается, существует много альбомов. Тот, который я искала, — «Écoute dans le vent» Ричарда Энтони, 1964 года. Хотя у него английское имя, он француз, родившийся в Египте. На видео, которое я нашла в Интернете, Энтони стоит в черном свитере, небрежно засунув руки в карманы, и поет, а у него за спиной музыканты в костюмах с узкими лацканами бренчат на своих гитарах. В 1963 и 1964 годах Дилан исполнял эту песню в знак протеста против американской пропаганды насилия. Он пел ее во время вьетнамской войны, когда шла стремительная эскалация нашего военного вторжения в эту страну. Хотя мне и очень нравится исполнение Энтони, он превратил песню протеста в музыкальный номер для модного клуба… Я даже не уверена, что он понимает текст Дилана.

* * *

Сегодня мы участвовали в торгах на аукционе в «Отеле Друо», хотя и не выиграли. Это была великолепная маленькая Мадонна семнадцатого века. По совету наших более опытных друзей мы заранее определили для себя крайнюю цену. Однако кто-то, сидевший позади нас, тоже хотел нашу Мадонну. Он назвал цену; Алессандро предложил свою. Она все росла и росла, пока мы не достигли нашей предельной точки. Взглянув на меня, Алессандро заколебался. Аукционист тут же вмешался: «Мадам говорит „да!“». Мы засмеялись и продолжили, пока Алессандро снова не посмотрел на меня тревожно. Я покачала головой. «Месье, — сказал аукционист, когда мы поднялись, собираясь уходить, — у нас есть еще картины, которым мадам скажет „да!“». Но мы не поддались на зов сирены, предлагавшей выигрыш ради выигрыша, и ушли на ланч.

* * *

Сегодня я побывала в «Ля Фар де ля Балэн», что переводится как «Китовый маяк». Это универмаг, в котором местные жители покупают свои изумительные полосатые майки — причем подлинные, а не те, что предлагаются туристам. У них также чудесная детская одежда и пляжные полотенца вишневого цвета с маленькими белыми китами. Я купила прелестную бледно-голубую соломенную шляпу с бантиком. Теперь, когда я дома, мне кажется, что бантик несколько вычурный, но, наверно, на французской мадам он выглядит как слегка ироничное ретро.

* * *

Когда я прибыла в колледж прямо с фермы в Миннесоте, на меня наводили ужас мальчики в кашемире, которые проводили каникулы, катаясь на лыжах в Альпах. Я не вспоминала об этих ребятах («евро», как мы их называли задолго до того, как это слово стало означать валюту) до вчерашнего дня, когда пошла за покупками вместе с Лукой. В течение пяти минут он выбрал три вещи: темно-красные джинсы, розовую майку и обтягивающий торс свитер тонкой вязки. Теперь он выглядит в точности как те мальчики, которых я боялась… Потому что он один из них. Я родила врага.

* * *

Я придумала новый способ готовить рыбу. Сначала нужно сделать крестообразный надрез на коже, потом натереть рыбу смесью из приправ, в которой чувствовался бы карри (в «Галери Лафайетт» продают молотую смесь под названием «кускус»). Жарьте рыбу в оливковом масле на сильном огне (если жарите ее целиком, переверните один раз). Когда она подрумянится, полейте лимонным соком и поставьте на пять минут в духовку, если мясо еще не стало белым и рассыпчатым. Таким образом у вас получится хрустящая корочка и экзотический вкус, который понравится даже детям.

* * *

Я сижу за своим письменным столом, и сейчас около семи утра. Небо за окном моего кабинета жемчужно-голубое — такое светлое, что кажется тенью голубого, воспоминанием о голубом. Ласточки кружат над крышами, то возникая черными росчерками на небе, то исчезая.

* * *

Я экспериментирую с книгой, которую пишу, — версией «Красавицы и чудовища», где действие происходит в период Регентства. Обычно я корплю над своими персонажами, бесконечно их переписывая. Но с этой книгой все иначе — я как будто описываю фильм, который разворачивается прямо перед моими глазами. От этого у меня какое-то странное, полубредовое состояние.

* * *

Месяцы, проведенные в Париже, нисколько не улучшили мой ужасный французский. В это воскресенье я весело пела, задумываясь над словами. Как славно, подумалось мне, что мы здесь поем о том, как Иисус освободил рыб… Нет-нет, неправильно. Может быть, это профсоюзная песня и Иисус освободил рыбаков? Алессандро объяснил мне, что Иисус освободил нас от грехов. Речь идет о грехах, а не о сардинах.[96]

* * *