Да, что это с ним? Роберт крепче прижал к груди книгу и пошел дальше.
Эта Розали Лоран даже не сочла нужным перед ним извиниться. Не извинилась, когда ему на голову упал колокольчик и когда на него набросилась ее собачонка.
Отчего эта фраза особенно его раздражает? Может быть, из-за той безответственности и пренебрежительного отношения ко всем доводам разума, которые в ней слышатся? А что касается книжки, то это и вовсе переходит все границы!
Он совершенно случайно заметил ее в витрине, и его сердце забилось от смешанного чувства любопытства и досады. Зайдя в лавку, он, по известному стечению обстоятельств, чуть не упал, и то же самое повторилось, когда он поспешно ее покидал. Он мог получить серьезную травму. Не говоря уже обо всем остальном.
Но хозяйку писчебумажной лавчонки, которая не видит ничего плохого в том, чтобы щеголять в чужих перьях, это, кажется, нисколько не трогало.
Вместо извинений она крикнула ему в спину: «Идиот!» Он это прекрасно расслышал.
Правила безопасности в этом городе оставляют желать лучшего, подумал Роберт. И правила вежливости — тоже.
Он свернул на бульвар Сен-Жермен и автоматически зашагал дальше в сторону Сорбонны. Вообще-то, он собирался побывать там и ознакомиться с ее местоположением. На один из ближайших дней он договорится о встрече с деканом. Однако в настоящий момент Сорбонна почему-то не вызывала у него большого интереса. Неожиданно попавшаяся ему на глаза книга взволновала его не меньше, чем возмутительное поведение лавочницы.
Моцион пошел ему на пользу. Постепенно его шаг сам собой замедлился и сердцебиение успокоилось. Свернув с бульвара, он углубился в путаницу улочек Латинского квартала.
Приехав в Париж, он ожидал чего угодно. Он хотел взять тайм-аут, чтобы спокойно и без постороннего вмешательства обдумать все, что его сейчас волновало. Хотел осмотреться в этом городе, который для него был не более чем детским воспоминанием. Хотел, в память о матери, еще раз подняться на Эйфелеву башню. Хотел, конечно, зайти в книжный магазин «Шекспир и компания», чтобы всласть порыться там в книгах и подышать воздухом прошлых времен, когда литература еще была центром мироздания.
После тягостного расставания с Маунт-Киско и всех домашних неприятностей он надеялся провести здесь несколько дней в атмосфере летней безмятежности, может быть даже с мимолетным невинным флиртом. Да, и об этом он тоже подумывал! Он надеялся в городе на Сене снова ощутить ту легкость бытия, которая каким-то образом совершенно исчезла из его жизни. Он надеялся найти ответы на свои вопросы, обрести ясность, принять правильное решение. И все это под девизом, заключенным в словах его матери: «Париж — всегда хорошая идея!»
Отправляясь на такси из аэропорта Орли в Париж, он ожидал чего угодно, рассеянно подумал Роберт Шерман, усевшись на колченогом стуле в маленьком уличном кафе, которое вряд ли было отмечено в путеводителях по городу. Но никак не рассчитывал, что встретит в витрине писчебумажного магазинчика в районе Сен-Жермен синего тигра.
Сказка про синего тигра была для него с детства такой же родной и знакомой, как плюшевый медвежонок Вилли. Когда он был маленьким, мама каждый вечер рассказывала ему эту историю на сон грядущий. Он очень любил ее и готов был слушать снова и снова, заранее зная, что скажет каждый персонаж. Если мама спешила с папой вечером в гости и пыталась сократить рассказ, Роберт тотчас же замечал обман. «Мама, ты забыла сказать, что они встретились в гроте Четырех Ветров», — напоминал он ей. Или: «Мама, сумка с рисовальными принадлежностями была не зеленая, а красная». Он не позволял упустить ни одной детали, следил за каждой мелочью. Многие годы сказка про синего тигра прочно входила в ритуал засыпания, и даже когда на его книжной полке появились другие книги, она оставалась у него самой любимой. Дойдя до того места, где Элоиза верхом на тигре летела над Парижем и ее развевающиеся на ветру золотистые волосы промелькнули в небе, как метеор, мама всегда делала небольшую паузу и обменивалась с ним многозначительным взглядом. «При виде летящего метеора можно загадать желание, — говорила она. — Так что давай загадаем!» И они, взявшись за руки, молча загадывали какое-нибудь желание.