Парижане и провинциалы

Остальные гости, привлеченные радостным криком Мадлена, высыпали на порог дома, чтобы присутствовать при высадке из экипажа этих двух приезжих, совершенно им незнакомых.

Было очевидно, что путешественники с таким же нетерпением хотели обнять Мадлена, с каким Мадлен хотел обнять их, но высадка, хотя и казалась самым простым и обычным делом как приехавшим, так и зрителям, не обошлась без трудностей и даже без происшествия.

Кроме Бастьена, сидевшего на облучке и спрыгнувшего на землю, как только шарабан въехал во двор фермы, а также г-на Пелюша и Камиллы, расположившихся на сиденье, в шарабане находился еще один пассажир, о ком за последние две трети пути все забыли, но кто, как только они остановились, напомнил о своем присутствии суматошным лаем.

Это был Фигаро, которого, напомним, г-н Пелюш после приключения с папашей Лажёнесом привязал к ноге повыше лодыжки, но пониже колена, веревкой, одолженной ему Бастьеном, и который, с тех пор как он увидел кур, возившихся в навозной куче, и заметил уток, барахтавшихся в луже, казалось, был одержим желанием или, скорее, даже страстью как можно быстрее выбраться из экипажа.

Увидев горящие глаза Фигаро, г-н Пелюш испугался за кур и уток своего друга Мадлена и старался усмирить пыл собаки, удерживая ее за ошейник.

Фигаро рвался вперед, г-н Пелюш тянул его назад, и потому Камилла тщетно протягивала руки своему крестному через эту пару борцов.

К несчастью, г-н Пелюш, полностью снаряженный для охоты, был лишен свободы движений. В тот миг, когда он кричал Мадлену: «Спасай своих кур и уток!» — ошейник выскользнул у него из рук. Фигаро устремился вперед, и г-н Пелюш от резкого толчка потерял равновесие и вылетел из шарабана, исполнив сальто, которое в цирке вызвало бы гром аплодисментов.

Но дело происходило в Вути, а г-н Пелюш не обладал ни ловкостью, ни гибкостью клоуна, поэтому его невольное гимнастическое упражнение было встречено криками ужаса, вырвавшимися у Камиллы, Мадлена и других присутствующих.

Еще больше осложнил положение Вальден, давно уже питавший злобу против Фигаро: видя, что того сдерживает веревка, Вальден атаковал противника и дал ему бой, полем для которого послужило тело лежавшего на земле г-на Пелюша.

К счастью, Жюль Кретон подскочил к ним с одной стороны, Мадлен — с другой. Жюль схватил Вальдена за загривок и оттащил в сторону, Кассий схватил Фигаро за ошейник и перерезал веревку садовым ножиком. К еще большему счастью, по всему двору лежал толстый слой навоза, смягчивший падение г-на Пелюша. Собаки покусали друг друга, но не тронули торговца цветами, поэтому он поднялся с земли разъяренный, но не особенно пострадавший, если не считать нескольких пятен грязи на велюровой куртке и жилете буйволовой кожи.

Камилла чуть не потеряла сознание от страха; Мадлен передал веревку, к концу которой был привязан Фигаро, в руки сборщика налогов, крикнув ему: «Держите крепче!» — и поспешил на помощь своей крестнице.

Но как только г-н Пелюш встал на ноги и все, а в первую очередь он сам, убедились, что руки и ноги у него целы, ко всем и даже к самой жертве несчастного события вернулось хорошее настроение.

— Ну вот и я! — сказал г-н Пелюш, горделиво стоя на навозе. — Уверен, что ты меня не ждал. Как ты меня находишь? Что скажешь о моем костюме и как тебе нравится мое ружье? Видишь, я не скряжничал, желая оказать тебе уважение. И хотя это вовсе не значит, что я думаю об охоте больше, чем о партии в домино, я придерживаюсь следующего принципа: если тебе удалось доказать, что ты вовсе не дурак, если, начав с нуля, ты сумел лишь благодаря силе собственного ума составить капитал в несколько сотен тысяч ливров, если, наконец, ты имеешь честь командовать ротой национальных гвардейцев Парижа, то следует сохранять свое превосходство во всех затеянных тобою делах как в городе, так и в деревне. Вот какого, повторяю, принципа я придерживаюсь.

И, сформулировав свои убеждения, г-н Пелюш решился пожать руку, которую протягивал ему его друг.

— Черт возьми, ты прав, мой дорогой Анатоль, и если я и ожидал кого-нибудь, то уж никак не тебя. Но я так рад тебя видеть, и грех было бы бранить тебя за то, что ты так долго собирался приехать ко мне. Только сожалею, что госпожа Атенаис не решилась сопровождать тебя.

— Да что ты, Кассий! — воскликнул г-н Пелюш, опустив подбородок на грудь. — Разве такой торговый дом, как наш, может одновременно лишиться двух умов, руководящих им? Госпожа Пелюш умирала от желания оказаться среди нас, но я вынужден был отказать всем ее просьбам.