Парижане. История приключений в Париже

Сам де Голль изложил третью возможность в своих «Воспоминаниях о войне». Он более чем кто-либо другой отдавал себе отчет в появлении опасного вакуума, который создала отступающая волна фашизма. Он знал, что вчерашние товарищи могут завтра стать политическими соперниками и что, несмотря на присутствие американской армии, государственный переворот может произойти в любой момент. В своих мемуарах, написанных в 1950-х гг., когда он готовился возвратиться во власть, он спрашивал себя и своих читателей: «Зачем немецкому солдату или фашисту-полицейскому стрелять по трубам на крышах вместо того, чтобы целиться в меня, когда я был незащищен и стоял на открытом месте?» Он не очень тонко намекал на то, что таинственные снайперы были членами Французской коммунистической партии: «У меня такое чувство, что это была инсценировка, осуществленная с политической целью посеять панику в толпе и оправдать продолжительное введение революционной власти».

Если коммунисты надеялись доказать, что они незаменимы, путем поддержания террора, то эта попытка полностью провалилась. Пальба в соборе Парижской Богоматери лишь сделала Шарля де Голля бесспорным политическим и духовным лидером новой республики. Пройдя по проходу и встав у алтаря под градом пуль, он вписал себя в будущую историю Франции. Кое-кто из тех, что пытались локтями проложить себе дорогу в новую власть, думали, что де Голль с успехом осуществил свой собственный государственный переворот, но любая коварная инсинуация заглушалась блестящим результатом, и вопросы без ответов вскоре стали представлять чисто теоретический интерес: что эти полицейские делали в башнях собора и как снайперам, находившимся в соборе, удалось избежать встречи с поисковой группой? Кто были арестованные люди, которых видели Роберт Рейд и мальчик на крыше? И почему официальное дознание, которое было проведено сразу же после инцидента, не выявило никаких следов ареста?

Только человек, который завидовал де Голлю в его звездный час, стал бы задавать такие вопросы, и только человек, который надеялся повторить его триумф, мог бы озадачиться тем, какие уроки можно извлечь из его мастерской манипуляции тем, что казалось совершенно непредсказуемым событием.

Сады Обсерватории

Поздно вечером 15 октября 1959 г. человек, который выглядел скорее удовлетворенным собой, хоть, возможно, и немного нервничающим, сидел в знаменитом кафе «Брассери Липп» на бульваре Сен-Жермен, охраняя остатки квашеной капусты и бутылку гевурцтрамине-ра (сортовое название белых вин. – Пер.). Официанты, которые суетились вокруг его стола, показывали быстротой и осторожностью своих движений, что это постоянный и уважаемый посетитель. У него была привлекательная внешность человека, которого, хоть ему хорошо за сорок, радует лицо, которое он видит, когда бреется каждое утро. Вечером (как в тот вечер) малейший намек на старение – не так завязанный узел его узкого черного галстука, слегка помятый воротничок, признаки пробивающейся щетины на верхней губе в пять часов вечера – наводил на мысль о том, что его день был посвящен вопросам, которые выходили за рамки личной внешности, впрочем не представляя серьезной угрозы элегантности. Он был полон, как он сказал бы, спокойного достоинства. Иногда возникающий прищур глаз и мальчишески надутые губы, которые романист мог назвать бы «чувственными» и «указывающими на сильную волю», придавали ему некоторое обаяние, которое до недавнего времени служило ему верой и правдой.

Франсуа Миттеран любил зайти в кафе «Брассери Липп» поесть. Оно находилось в полумиле от Сената и на таком же расстоянии от квартиры, которую он занимал с женой и двумя сыновьями на улице Гюйнеме на тихой стороне Люксембургского сада. И хотя он любил, погрузившись в размышления, прогуляться по улицам на левой стороне Сены, в тот вечер он, очевидно, решил ради безопасности не идти домой пешком. Его синий «пежо» был припаркован через дорогу и готов уехать в любую минуту. Было около полуночи, и, хотя в кафе «Флор» и «Дё Маго» еще было оживленно, транспорта стало меньше и почти не было опасности того, что он может застрять в одной из бесконечных китайских головоломок плотно припаркованных машин, которые для иностранных гостей являются одним из чудес Парижа.

Он сидел внизу рядом с дверью в ломком, мерцающем свете зеркал и керамической плитки с изображением огромных мясистых листьев и попугаев, парадоксально закамуфлированных своим ярким оперением. На потолке купидоны изгибали свои маленькие коричневые тела, чтобы нацелить свои стрелы на невидимые цели. Даже в этот поздний час он еще ждал, что в «Липп» появится его бывший коллега Робер Песке. На одну минуту мужчина с телосложением Песке задержался в тени дверного проема через дорогу, но потом исчез. Было бы неудивительно, если бы он передумал. Из-за всей этой царящей неразберихи часто можно было обнаружить, что общаешься с ненадежными злобными дураками вроде Песке.