Парижане. История приключений в Париже

Помпиду щелчком отправляет свою непогашенную сигарету вниз на улицу. Какой-то безликий человек идет по набережной. Его черный ботинок гасит окурок, когда он проходит мимо. На нем длинное пальто, из которого на мостовую понемногу высыпается нечто похожее на строительные камушки. Он доходит до другой стороны острова и поднимает глаза в сторону сжавшихся пригородов и базилики Сакре-Кёр. Облака окрашены красным. К небу несутся завывающие звуки. Где-то в холмах рядом с Порт-де-Лила молодая женщина садится в постели.

Она думает о времени, когда она засыпала в седле, положив голову на спину своего возлюбленного и прильнув к черной кожаной куртке. Через изгиб его плеча она могла чувствовать каждую колдобину и толчок, каждый шорох щебенки. Его неподвижность никогда ее не беспокоила. Он говорил: «Опасность исходит от других людей».

Им уже было лет по двадцать пять, и от этого казалось, что все прошло очень быстро. На большой скорости изменения приходили медленно и легко – небольшая податливая выпуклость, приспосабливание друг к другу их спаренных тел. Он всегда говорил: «Когда что-то меняется, это нужно открывать заново».

Через семь часов он постарается побить рекорд – 12 минут и несколько секунд. Он увидит такой Париж, который никто никогда раньше не видел, потому что все выглядит по-другому на скорости. Она соскальзывает назад под простыню и вытягивается в полный рост. Она мечтает о том, чтобы заснуть на мотоцикле и проснуться в любимом уголке Парижа – на зеленых берегах канала Сен-Мартин, площади Тертр, Форуме-дез-Аль. Коварная заря заполняет комнату желтым светом.

Бобур, 250 г. до н. э. – 1976 г

В ту ночь Луи Шевалье шел всю дорогу от Бельвиля до острова Сен-Луи, а затем назад через реку к площади Отель-де-Виль. На карте, лишенной других отметок, его путь навел бы на мысль о сети мельчайших тропинок, которые случайно появились или зависели от древних обычаев или неровностей географической поверхности. Он прошел восемь километров – через двухтысячелетнюю историю. Теперь он стоял на куче строительного мусора и смотрел на плато Бобур.

Он знал этот район как свои пять пальцев. Или, скорее, он знал его, каким тот был перед тем, как он родился. (Что-то появившееся здесь слишком недавно производило слабое впечатление и встречало равнодушный взгляд.) Он читал студентам лекции по истории Парижа в Сорбонне от самых истоков, начиная с галлов, которые периодически уничтожали свое поселение, чтобы оно не попало в руки их врагов. Приглашенный дать экспертную оценку современного развития города, он написал одну из своих книг по истории в номере Отеля-де-Виль, расположенном над кабинетом, в котором барон Осман когда-то планировал разрушение Парижа. Он одновременно с Помпиду учился в Эколь нормаль (Национальная школа управления, которая готовит высококвалифицированных служащих для государственного аппарата. – Пер.) и иногда обедал вместе с президентом и некоторыми другими студентами этого вуза в небольшом ресторане на улице Отфёй, где родился Бодлер, но он никогда не осмеливался озвучить свое истинное мнение.

Теперь Шевалье писал книгу под названием «Убийство Парижа», которая была плодом долгих прогулок и чтения и с головой окунула его в прошлое. В ней он покажет город, ставший жертвой планировщиков и банкиров, а если негодование покинет его, он восстановит Париж, оставшийся в его услужливой памяти: «Предоставленная сама себе, История забудет. Но, к счастью, есть романы, полные чувств, лиц и построенные из песка и извести языка».

Ему нравилось ощущать, как грязь квартала Бобур проникает в его тело: его копоть была неотъемлемой частью его истории. Изначально возникшая здесь деревня, построенная на холме над прибрежным болотом, была названа Бобур («Милое местечко») в духе средневекового сарказма. Три из девяти улиц, на которых Людовик IX позволил работать проституткам, находились в Бобуре, в котором когда-то улицы носили самые грубые названия в Париже: Мобюэ (улица Грязного Белья), Пют-и-Мюз (улица Проституток), Пуа-о-Кюль (улица Волосатой Задницы), Гратт-Кюль (улица Чешущейся Задницы), Труссеваш (улица Зоофилов), Трусс-Ноннэ (улица Трахалыциков Монахинь) и Тир-Ви (улица Вынутого Члена), где якобы Мария, королева Шотландии, спросила своего провожатого: «Что это за улица?» – на что тот ей ответил эвфемизмом: «Улица Кровяной Колбасы, ваше величество». И таковой эта улица и оставалась до 1800-х гг., когда ее переименовали в улицу Марии Стюарт.

Архитектурные перлы всегда находили в этом убогом районе: любопытные дверные и оконные перекрытия и оконные переплеты, лестница эпохи Ренессанса, остатки башенок и фронтонов, подвалы домов, от которых не осталось и камня. До 1950 г. на крыше церкви Сен-Мерри лепились навесы, отделенные один от другого контрфорсами.